Улген и Василий Петрович скоро сомлели и уснули. Данилов же пил мало, да и вообще он был крепок, против любой хэкухи, даже кедровой, мог устоять – если не заливать горло до самых ушей, конечно. Но делал вид, что уже лыка не вяжет, потому что заметил: Похвалов-то почти не пьет. Что-то в этой пирушке было нечисто!..
А Похвалов счел, что теперь из молодого старателя можно веревки вить, и начал выспрашивать, не рассказывал ли тунгус своим спутникам о знаменитой Алтана бай[42], на вершине которой, по слухам, находились баснословные залежи золота.
Теперь Данилов смекнул, какое месторождение хотел им показать Улген. Воистину по-царски мечтал он наградить друзей за свое спасение! Однако Похвалову Федор, конечно, ничего об этом не сказал – только пробормотал, нарочно заплетаясь языком, мол, ничего такого не слыхал.
– Небось плохо спрашивал, – ухмыльнулся Похвалов. – Про Алтана бай все инородцы знают. Туда один раз только сходить – и на всю жизнь можно разбогатеть. Еще и детям с внуками достанется.
– А ты это откуда знаешь? – спросил Федор. – Точно это не басни?
– Перед смертью, знаешь ли, басни уже не плетут, – ухмыльнулся Похвалов. – Тунгус один мне поведал про Алтана бай. Все толком обсказал – залежи там несметные. Жаль – помер не в час, не успел тропу заветную указать.
– А с чего это он вдруг помер? – удивился Федор.
– Да кто ж его, нехристя, ведает, отчего помер? – пожал плечами Похвалов, отводя глаза. – Небось его ихний Харги позвал али еще такой же местный диавол. Они же, нехристи, каждой деревяшке поклоны бьют! Не люди – зверье наполовину! – И сплюнул презрительно.
Данилов и Хворостинин за зиму наслушались в стойбище столько сказаний о богах и духах, что каждого из них знали не хуже самих тунгусов. Харги был зловредным хозяином подземного мира – обиталища мертвых, завистливым младшим братом Сэвэки – творца людей, животных и всей тайги. Конечно, тунгусы были язычники, что не могло не ранить христианина, однако в чужой монастырь со своим уставом не ходят: Хворостинин и его молодой друг меньше всего собирались вмешиваться в жизнь и осуждать верования людей, которые приняли их со всем мыслимым радушием. Откровенное презрение Похвалова оскорбило Данилова. Федор с удовольствием высказал бы все, что о нем думает, однако прикусил язык. Что-то неладное почудилось ему в словах «Да кто ж его, нехристя, ведает, отчего помер?», что-то подлое в том, как Похвалов отвел глаза…
Данилов знал: многие старатели мечтали свести дружбу с туземцами и вызнать у них тропы к богатым россыпям. Хворостинин и Данилов жизнь Улгену спасли и поэтому приняли его предложение как должное и с благодарностью. Но обычно от тунгусов было непросто дознаться о тайных путях к месторождениям. Чаще всего туземцев старались подпоить и заставить открыть тайну «добром». Они были очень слабы перед действием хэкухи! Умелыми вопросами выведав дорогу, золотоискатели поспешно уходили, оставив бедняг с трудом приходить в себя и мучиться, вспоминая о случившемся. Однако находились и такие, у которых жажда богатства мутила разум, заставляя забыть и о человечности, и о страхе божием. По слухам, в тайге не раз находили мертвых тунгусов со следами зверских пыток. Это восстанавливало туземцев против русских, они начинали мстить всякому русскому человеку, и, случалось, за подлость одного отвечали многие невиновные.
