– А я не понимаю, зачем тебе это нужно, – без эмоций ответил на вопрос родной сын. – Что ты собираешься с этим всем делать?
– Я хочу представить эти эскизы перед советом архитекторов как проект.
– Идея хорошая, но не осуществимая, – Муса по-прежнему сохранял беспристрастие. – Ты же знаешь этих безразличных бюрократов. Ты хочешь на старости лет пообломать последние копья.
– Нет, я хочу им представить мою идею воссоздания старого Баку. А то ещё несколько лет, и мы потеряем облик привычного Баку.
– Но почему это должна быть только твоя проблема, а не всеобщая? – выпалил отцу Муса.
– Вот предложу идею, и она станет общей. И мама твоя об этом всегда мечтала – создать музей под открытым небом.
– Не надо примешивать к этому маму. Её больше нет. И оставь её душу в покое!
Вышло грубо и резко. Образовалась пауза. Кто-то переживал обиду, а кто-то чувствовал вину.
Сын боялся за здоровье отца, потому что его идея превратилась в навязчивую и угрожала его сердцу.
Исмат Ахундович не был обижен. Он ждал понимания, которого ему не хватало уже как два года.
Третий не всегда лишний, иногда – самый мудрый.
– Не надо ссориться. Мы же одна семья, – тихо сказала Зейнаб и после поочерёдно посмотрела на мужа и свёкра.
– Может, мне к Расулу обратиться? Он всё-таки мой ученик. Должен помочь, – отец обратился к сыну.
– Он не поможет. Он больше не ученик. Он во власти. Он игрок. Таким не до учителей.
– Я всё-таки попытаюсь. Я не настолько современен, чтобы так думать.
Заслуженный архитектор долго искал старую телефонную книгу, где он рассчитывал найти номер бывшего студента.
Борьба мотивов Исмата Ахундовича – звонить или нет – продолжалась, пока он не нашёл номер чиновника.
Набирая номер ученика, учитель переживал, что высокопоставленный чиновник мог сотню раз сменить номер, но пенсионеру повезло:
– Идея хорошая, Исмат Ахундович, но затратная и требует государственного решения, – бывший ученик и нынешний помощник главного архитектора искусно душил инициативу учителя. Он делал то, о чём его предупреждал сын.
– Расул, сынок. Речь идёт не о застройке острова под развлекательный центр, а о музее старого Баку, а главное, речь идёт о Бакинстве, через которое прошли все, кто прославил Азербайджан. И я прошу лишь предложить мою идею как перспективный проект.
– Хорошо. Я постараюсь завтра поговорить с «главным». Вы же понимаете, что всё зависит от его занятости.
– Да сынок, я представляю, как он занят. И я буду ждать твоего звонка.
Исмат Ахундович после разговора с чиновником гордо зашёл на кухню и объявил родственникам, что завтра пойдёт на приём к главному архитектору. Он соврал, потому что хотел, чтоб его воспринимали всерьёз.
Невестка обрадовалась, как женщина, – по-доброму и наивно. А сын недоверчиво улыбнулся, потому что был сведущим и современным молодым человеком.
Утром в прихожей перед зеркалом Зейнаб рассматривала разглаженный пиджак своего свёкра. Старый костюм ещё был презентабелен на поджарой фигуре Исмата Ахундовича.
– Вы, главное, не нервничайте там, Исмат муаллим. Думайте о своём здоровье и о нас тоже не забывайте. Мы вас любим.
– Всё будет хорошо. Не беспокойся, дочка. Идея же благородная, должна пройти, – уверенно приговаривал бывший специалист.
Муса стоял рядом и смотрел на отца глазами классика. В отце он видел Дон Кихота с Бакинского бульвара. Ибо он знал, что его отец идёт туда, где над ним могут посмеяться.
