– Ну и музей тут у вас! Надеюсь, деньги за вход с меня не возьмёшь? Такая выставка в городе рублей триста стоит, за одного посетителя, – оглядываясь, рассуждал Антон.
– Не бойся, для тебя бесплатно! Если бы ты знал, с каким трудом в своё время бабушку уговаривать пришлось, чтобы она с этим сервантом рассталась! Изначально его планировалось на помойку вынести, но бабушка не дала, до слез дело дошло: «Как же вам, ничего не жалко! А я в своё время без продыху работала, горбатилась на фабрике, чтоб себе эту мебель позволить! Для вас же старалась, чтоб вам после меня осталось, хоть что-то! А вам бы всё выбросить!» – рыдала бабушка.
– Ну, отец еле уговорил её, сказал, что в сад увезём, сервант её любимый, там послужит ещё. Остальную мебель пообещал в гараж перевезти, только он у гаража не стал останавливаться, а сразу на мусорку, чуть подальше проехал, да и свалил всё там, – закончил Лёха.
– Да уж! Душещипательная история! Настоящая семья садистов! Расправились с бедной бабушкой, всё её наследство уничтожили, как теперь в пустой квартире то живётся? – подкалывал Антон.
– Ты за кого нас держишь!? – пробубнил Лёха. – Мы новую мебель купили, ремонт у бабушки в комнате сделали, жаль только, что она померла через полгода, но в новой комнате пожить успела.
За разговорами незаметно прошло время, за окном стемнело окончательно, Лёха закинул в печь два последних полена.
– Ну всё, теперь до утра не замёрзнем. Спать на том диване ляжем, – Лёха указал в сторону старого дивана, – он большой, места нам хватит.
– Надеюсь, приставать не будешь? Или мне пистолет с собой под подушку положить?
– Да кому ты нужен! Диван большой, всем места хватит, пошли лучше на улицу перед сном сходим, «Летний домик» проведаем, а потом спать, завтра с самого утра в лес пойдём.
– Да и дождь, вроде, закончился, завтра хоть не по грязи шлёпать, – согласился Антон.
Затем Лёха с Антоном вышли на улицу. Ночь была тихая, половина луны вполне прилично освещала окрестности, на соседней улице кое-где в домиках горел свет. Там ещё было электричество, а вот дальше – его уже не проводили. Приблизительно метрах в четырёхстах чернел массив леса, протянувшегося вдаль и сливавшегося с горизонтом. Казалось, что эта чёрная масса, незаметно для глаз, движется в сторону садов и поглощает их один за другим и стоит только отвернуться и потерять бдительность, как она проглотит и тебя. В этот момент, глядя в сторону леса, начинаешь верить во что угодно, в то – над чем днём посмеялся бы от души. Возможно, из таких вот пейзажей, в далёкие времена, черпали вдохновение для свих страшных сказок Братья Гримм, Шарль Перро и прочие писатели тех далёких, прошлых лет.
Закончив дела на улице, Лёха и Антон зашли в домик и улеглись спать. Но сон их был недолгим…
Первым проснулся Лёха. На улице кто-то кричал, но не поблизости, а где-то вдалеке, голос был женский, тревожный, завывающий, как если бы собаки умели плакать, то они бы это делали именно так.
– Ты слышишь это? – спросил Лёха у только что продравшего глаза Антона.
– Конечно, слышу! Такой крик только глухой не услышит.
– Пошли, посмотрим, кто кричит, – засобирался Лёха.
– Сейчас только кочергу с собой прихвачу, – Антон встал с дивана, обулся и, подойдя к печи, поднял увесистую кочергу, – теперь пошли.
На улице ночную тишину нарушали крики, теперь к женскому голосу добавился мужской бас, кричали где-то через улицу или даже дальше, в ночной тишине звуки разносятся намного сильнее. Теперь, когда Лёха с Антоном оказались на улице, голоса стали разборчивее, можно было разобрать, что мужской голос что-то требовал, а женский – как бы пытался объяснить, оправдаться.
