— Я подумаю…
13. Глава 12
Камилла
Папа не стал слушать мои оправдания. Еще до того, как я озвучила свою версию произошедшего, он предупредил:
— Прежде чем ты начнешь рассказывать, я хочу напомнить, что ложь не приемлю, — строго. — Вы всегда можете прийти к нам с любой проблемой, мы выслушаем и поможем, — напомнил он те правила, которые мы слышали от него с детства. — Ложись отдыхать, — папа не стал устраивать допрос, потому что все уже знал. Бессонов уже все ему рассказал…
На следующий день я ждала, что родители озвучат наказание, которое наверняка должно было сформироваться за ночь, и которое я, безусловно, заслужила, но за ужином отец промолчал. Я не стала напоминать о наказании, желая получить отсрочку. Замечая на лице родителей тень печали и беспокойства, я в сотый раз мысленно себя ругала: «сдался мне этот скутер!», но положа руку на сердце, себе я честно отвечала: «нравится мне скорость, нравится, когда прохладный воздух бьет в лицо, а ветер играет в волосах….». Ничего не могу с собой поделать.
Всю следующую неделю только братья интересовались, что со мной произошло, требуя каждый раз новых подробностей. Друзья отца, приезжая к нам с визитами, не заводили разговор об аварии. Даже Азамат, осмотрев мои ободранные колени, вел себя так, словно я упала с велосипеда.
— До свадьбы заживет, сколько царапин и порезов я обработал, пока ты выросла… — улыбнувшись, потрепал по голове. Ни один из папиных друзей даже в шутку не поругал. Я терялась в догадках: что происходит?
Если не считать сухих сообщений от Бессонова, которые приходили каждое утро, я бы подумала, что отец запретил упоминать о происшествии.
«Как твое колено?»
Забыл, видимо, поздороваться! Так я думала в первое утро, потом поняла, что он упорно игнорирует мои приветствия.
«Привет! Нормально»… — это же сообщение я отсылала на все последующие вопросы в течение трех дней, потом убрала оттуда «привет».
«Как самочувствие?.. Как нога?.. Как себя чувствуешь?..»
«Нормально…»
Видимо, этого сухого, ничего не значащего ответа было достаточно, раз он ни разу не приехал меня проведать. Тогда к чему были громкие слова «ты моя»?
Бессонов словно специально каждое утро напоминал о себе, чтобы я потом весь день не могла выбросить его из головы. В тысячный раз прогоняя в памяти момент нашей встречи на балконе, потом вспоминая, как он вел себя на месте аварии, а потом и в машине после посещения врача, я пришла к выводу – нам стоит как можно реже пересекаться. Он взрослый мужчина, а я рядом с ним выгляжу наивной девочкой, которая трясется от каждого его хмурого взгляда. Он вызывает во мне трепет желания, у меня было время прислушаться к порывам своего тела. Когда моюсь в душе, а мои руки намыливают грудь, я почему-то в этот момент представляю руки Бессонова на своем теле. Закрыв глаза, вижу, как эти руки, перевитые венами, скользят по моим бедрам. Длинные пальцы рисуют влажные узоры, а потом бессовестно вторгаются на запретную территорию…
Бессонов своими разговорами и намеками на секс словно заложил в мою голову программу, где я должна желать только его. Оставаясь одна, я то и дело представляла нас в разных ситуациях, и везде дело заканчивалось поцелуем. Очень мне хотелось узнать, как целуется Лева. Это будет так же приятно, как с Андреем? Или, может, мне не понравится его жесткая манера? Не вижу я наш с ним поцелуй нежным и романтичным…
