Я пулей устремился в коридор и только тут понял, на что решился. Каждый шаг погружал меня в зловещую темноту полярной ночи. Голосов родителей слышно не было, вместо них гремел какой-то странный мужской бас, а черно-белые блики бегали по потолку, словно привидения. Еще через два шага темнота стала абсолютной. Я прикоснулся рукой к холодному металлу замка. В этот момент скрипнула дверь одной из смежных комнат, а из квартиры сверху (видимо, тоже из телевизора) раздался страшный мефистофельский хохот. Понятно, тогда я слабо себе представлял Мефистофеля, но ощущение страха, накрывшего меня с головой, мне, сегодняшнему, передать невозможно.
Через секунду я уже рыдал у мамы на коленях, а отец, шпигуя корюшку, констатировал:
– Бабушкино воспитание. Мужику четыре года, а он темноты боится. На санках под откос – не боится. Клюшкой в нос – не боится.
А пройти несколько метров по родной квартире – в штаны наложил!
– Ничего я не наложил! – огрызнулся я. – Даже ты, когда ночью ходишь, фонарик берешь…
– Пожалуйста! – И отец с провоцирующей улыбкой протянул мне фонарик.
Я вытер слезы, крепко сжал фонарь и с обиженной решимостью пойманного «на слабо» ребенка шагнул в бездну двухкомнатных казематов. До кухни я почти дошел, но тут ударился лбом об открытую дверь ванной. Отраженный от свежеповешенного зеркала свет фонаря отправил меня в зазеркалье, но совсем не то разноцветное и наркотически-прелестное, о котором писал Кэрролл. Взвыв от боли и обиды, я вернулся к маминым коленкам.
– Дубль два, – хладнокровно констатировал отец. – Так что там этот Фантомас?
Я невольно посмотрел на экран и взглянул в глаза самой ужасной маске из всех, что видел до сих пор. Особенности советского телевизора и антенны делали лицо Жана Марэ настолько физически безобразным, что я снова вскочил и, забыв про фонарик, бросился в темноту. Опомнился уже на кухне. Я стоял у окна, вдыхал аромат отцовских бычков и смотрел, как в ночи, при свете мутной луны, опираясь на ветер, куда-то плетется одинокий силуэт.
И вдруг я понял, что я сделал это! Я прошел всю темную квартиру, потому что вообще ни секунды не думал о темноте! Нащупав спички, я поставил чай, собрал в вазу конфеты и направился к родителям.
Мама обняла меня, а отец сделал три одобрительных хлопка.
– Поздравляю, сын мой! – сказал он голосом хмельного индейского вождя. – Ты победил темноту, потому что ты забыл о ней. А теперь проделай тот же маршрут, только думай о ней все время, думай про темные кресла вокруг, про полки, про кран в ванной…
Но меня уже не надо было заставлять. Все, чего мне хотелось, – это развить чувство победы. Я неторопливо устремился в коридор, стараясь разглядеть контуры знакомых предметов. Я представлял себя в волшебном царстве, где все оживает именно ночью… В общем, скоро из кухни родители услышали мой бодрый голос:
– А сейчас что принести?
На сей раз я принес отцу еще пива.
«Фантомас» уже закончился, но вечер заканчивать не хотелось.
– Мама, а давай я и тебе пива принесу? – предложил я.
Еще через пару минут мы все так же, обнявшись, сидели, а отец «травил» свои медвежьи байки.
– Следующий шаг – научиться, как кошки, вести себя одинаково, что днем, что ночью…
– Папа, но ты же про медведей говорил!
– Кошки, медведи – ночью их все равно не видно… Так вот, о чем это я? А теперь мне пора пойти прогуляться в нашу «тундру»! Сынок, я рад, что ты теперь всегда сможешь принести мне пива. Но вот беда, вылить его обратно за меня ты уже не сможешь…
