На осколках мира - страница 18

– Немой что ли? – разочарованно поинтересовался незнакомец.

Тогда парень медленно повернул голову на голос и увидел прильнувшего к решетке человека. Рассмотреть его было невозможно. Пока еще зрение не могло фокусироваться, а при малейшей попытке задержать взгляд на объекте – накатывали позывы тошноты. Но даже в таком тяжелом состоянии Ноа понял, что собеседник скорее не опасен и не будет причинять боль.

– Трудно говорить… – простонал Хансен.

– Ааа… да… вид у тебя ни к черту! Говорить особо тебе и нечего. Я понимаю. Сам был в такой ситуации, едва выкарабкался, сейчас уже получше. Имей в виду, мне есть что рассказать, так что, будут вопросы – спрашивай… – доброжелательно сказал незнакомец, на что Ноа ничего не ответил.

В его голову лезли разные мысли: «Где сейчас команда? Что будет дальше, и кто эти люди, что так жестоко обошлись с ним?». Вопросов становилось все больше, но ни на один из них парень не мог найти ответ. Ноа даже не знал, был ли Крэйг, заманивший экипаж на сухогруз, заодно с головорезами. «Нужно уходить», – идея пришла с паникой. Серфер, превозмогая резкую боль, перевернулся на живот, а затем, опираясь на не травмированное колено, встал. Он попытался устоять на полусогнутых, но его бросило на прутья. Ноа повис на решетке. «Куда же я уйду? Нет… теперь я узник в этой темнице. Что будет со мной? Что?». Парень, хватаясь за прутья, прошел вдоль клетки к заключенному по соседству незнакомцу.

– Как давно здесь? – поинтересовался Ноа.

– Несколько недель… примерно. В этой черной дыре дни и ночи иногда путаются, и этому способствуют звери… – узник говорил тихо, уставившись на рассеиваемый поток света из люка наверху.

До отверстия в потолке было метров семь. Ноа поймал себя на мысли, что свобода находится очень близко – сразу за стальной обшивкой судна, но для него она была недосягаема. Пленный не мог покинуть клетку и уж тем более трюм. Все, что мог невольник – это мечтать о том, что когда-то выберется из этого места и вновь станет свободным и невредимым.

– Звери? Не понимаю…

– Так называть ублюдков, удерживающих нас здесь против воли, начал не я. Когда я оказался в темнице, это прозвище уже широко использовали, хотя, я считаю, что звери – животные – куда благороднее этих… – заключенный указал на дверь в конце темного помещения.

– Ты боишься этих людей?

– Боюсь ли я? – на его блестящем от пота лице Ноа рассмотрел ухмылку. – Мои переживания, страх, любовь, все чувства остались во мраке вместе с нестерпимой душевной болью. Очень далеко от этого трюма. В комнате с пестрыми обоями, среди ящиков с игрушками, книжным шкафом, полным историй о героях, сказочных существах и волшебстве. В комнате, где когда-то звучал смех, где происходили невероятные события – баталии и путешествия. Комнате моего восьмилетнего сына. Он умер на моих руках прямо посреди своей армии из доисторических ящеров, супергероев и эшелонов техники – самолетов, танков и кораблей. С тех пор я не заходил в его комнату. Я боялся ее так же, как воспоминаний, которые, как мне казалось, поджидали меня там, среди книг, игрушек, постеров и пестрых обоев. Они ждали меня, чтобы броситься в недра сознания и свести с ума! Возможно, комната сына, воспоминания о нем и скорбь – это все, чего я боюсь… – отрешенно произнес незнакомец.

Ноа не знал, что ответить. Выразить свои соболезнования серфер не хотел. По его мнению, соболезновать незнакомцу о потере близкого было неуместно. Вместо этого парень погрузился в размышления. Он давно обратил внимание, что люди, окружавшие его и даже вновь встретившиеся на пути, были несчастны. Их судьбы были сломаны. «Новый мир будто создан продлить страдания. Да, несчастных среди выживших больше, но, оказывается, есть и другие. Земля стала домом и для жестоких, не знающих пощады и сострадания, ненавидящих зверей в человеческом обличии. Быть человеком здесь – значит сгинуть в муках, а хищником – значит жить».