– Не похоже… Так вот, как сезон отработаем, можем найти моего приятеля и соорудить-таки дельтаплан, – предложил Локлир.
– Зачем? – Эгина больше не стремилась к этому.
– Ну… мечта сбудется, – другого повода Лок не нашёл. Здесь, на равнинах, мотодельтаплан ни для чего иного и не требовался, кроме как кататься в своё удовольствие. Копательница беззвучно усмехнулась.
– Ну, а почему нет? – танкист был готов взяться за реализацию этой идеи.
– Тебе-то это зачем?
– Интересно стало. Я и сам пролетелся бы разок.
– Твой друг собирает СЛА, а интересно тебе стало это только сейчас, после моих слов, – обратила внимание Эгина.
– В чём ты меня подозреваешь?
Работница не сказала того, что подумала на самом деле, что он хочет познакомиться получше: «Тебе не с кем поговорить здесь». Она часто скрывала свои мысли, потому что они нервировали собеседников. Те хотели, чтобы Эгина говорила именно то, что они хотят услышать, а правдивые слова нередко использовали против неё.
– Что так, то так, – Лок не отрицал.
– Тебе, похоже, вообще говорить не с кем и не только здесь, – Эгина рассматривала знакомство с ним, как временное, и не хотела, чтобы они оба привыкли к нему. Знакомства приносили ей мало хорошего, как правило, лишь временную пользу. Её одногруппницы забыли о ней сразу же, как получили диплом. Рассчитывать на дальнейшую помощь не стоило. Они говорили, что нужно напоминать о себе, но напоминания вызывали раздражение. Даже просто поболтать стало не о чем: хорошему завидовали, плохое «напрягало».
Люди вокруг Эгины любили поиграть в благодеятелей, сами предлагали помощь, а когда это надоедало, обвиняли её в назойливости. Многие вещи стали носить временный характер, хотя ещё недавно ничто не менялось, как бы ни хотелось перемен. Не менялось, возможно, потому что изменения были не нужны окружающим и, в первую очередь, папаше.
Ему было не надо, чтобы у дочки появилась хорошая интересная работа. Он хотел, чтобы она работала в магазинчике под окнами дома и зарабатывала ему на пиво, а по выходным прозябала в своей комнате. Иначе ж вдруг переедет куда-нибудь и выпивки за её счёт не станет. Конечно, папаша не сказал бы прямым текстом «Дай на пиво», он попросил бы денег на что-то другое.
Лок совершенно не походил на него и большинство тех людей, что Эгина видела каждый день; располагал к себе, не был сплетником, а она хотела, чтобы хоть кто-нибудь знал правду, поэтому и продолжала беседы с ним.
Локлир понимал это: «Эх. Ну, да, – подтвердил он, – Этот мой знакомый уехал из Сплендора после того, как закрыли аэропорт. Мы соседями были, у моих родителей – дом в Сплендоре. У родителей Крайна тоже, но их теперь переселяют. Дом оказался на прилегающей к аэропорту территории, что ли. Не разберёшь там. Ну, а Крайн решил на роларнскую Базу податься. Сказал, что хочет заявиться на неё на своём самолёте, чтобы видели, что летать умеет. У него лётных корочек нет. Его на самолёте летать учили, так же как меня на танке ездить. Я свои документы получил, теперь он собирается. Так что Крайн уехал, и видимся мы теперь весьма редко. А другой мой приятель хоть и из ТО, как и я, но с другого края равнин и очень занятой. Кстати сказать, тоже лётчик. На биплане рассекает. Интересны тебе бипланы?» – танкист всё же надеялся, что его знакомство с копательницей будет длиться хоть немного дольше рабочего сезона на Каракале.
