– Спасибо, не надо, – попытался отказаться я.
– Бабуля права! Ты такой недокормленный ребенок! – всхлипывала Элена.
Саул – меня здесь называли только так. Для итальянцев и французов Савелий – практически непроизносимое имя, особенно, если на конце встречается «-лий». Бабуля утверждала, что я точно еврей. Возможно. Никогда не интересовался своими корнями. Помнил, как мама перемалывала старые обиды, претензии к папе и жила прошлым. Я так не хотел. Папа тоже не отличался разговорчивостью, так что про историю семьи я ничего не знал. Да это и нормально для человека моего возраста, который думает о том, хватит ли денег купить готовый пирог или опять остается надеяться на доброту бабули, решившей подкармливать бедного еврейского мальчика, лишенного родительского дома. Я правда был им всем – и бабуле, и Элене, и Жану – очень благодарен. Однако если бы они решили, что я, допустим, португалец или испанец, я бы тоже не стал спорить.
В тот день я купил у Элены крошечный кусок сыра, а багет и круассан – в той пекарне, куда всегда стояла очередь. Не знаю, в чем был их секрет, но багеты там и вправду были другими. Вкуснее всех в городе. А за круассан с заварным кремом можно было жизнь отдать. Рядом находилось еще несколько пекарен, но именно эта была вне конкуренции. На кассе неизменно стояла девушка, акцент которой я так и не смог понять. Приходилось смотреть на экран компьютера, чтобы увидеть итоговую сумму. Но там можно было избавиться от монет, набросав мелочь в автомат. Когда у меня скапливались мелкие монеты, я шел в ту пекарню. Очередь терпеливо ждала, когда я заброшу в этот автомат центы. Тот день выдался просто отличным. У меня были багет, круассан, ветчина от Жана, сыр от Элены. Пирог я успел съесть, а еще выпить кофе – Джанна велела зайти в кафе слева, там работал ее давний друг. Меня уже ждал здоровенный стакан с кофе. Я полез в карман за монетами, но хозяин отмахнулся.
Я шел по улице, ведущей от рынка к набережной, и неожиданно свернул в незнакомый переулок, потом в еще один, полагая, что так срежу путь. Дорога разветвлялась. В этом городе все улицы пересекались, втекали одна в другую, как в любом старом маленьком европейском городке, но я вдруг оказался в тупике. Даже опешил – город давно обошел вдоль и поперек. И ни разу не видел ни одного тупика. Всегда находился проход, пусть узкий, почти невидимый, но он был и обязательно имел название. Тропа Святого Иакова, спуск Святого Луки, проулок Мясников, улица Пекарей, лестница Святой Франциски и так далее… И вдруг я уткнулся в тупик – никакого прохода, ни наверх, ни вниз.
Я испугался. Сложно потеряться или заблудиться, когда в телефоне есть навигатор, но в этом тупике связь не ловилась. Я понял, что заблудился и не знаю, как вернуться назад из этого лабиринта на знакомую дорогу к набережной. Это было сродни детскому страху. Из тех времен, когда мама отправляла меня в школу одного и я до ужаса боялся не дойти, потому что толком дорогу не помнил. Благо впереди шел мальчик моего возраста, которого провожала мама. Я шел следом, стараясь не отставать. Или когда мама оставила одного в продуктовом магазине и велела стоять на месте, а я ушел посмотреть на витрину с тортами. И вдруг понял, что не знаю, как вернуться назад, на то место, где мама меня оставила. Конечно, странно признаваться в подобных страхах. Я уехал в другую страну, учился на другом языке, неплохо справлялся. Страх заблудиться в трех соснах мне не был свойствен, но тогда просто накрыло приступом паники. Я даже дышал через раз, как в детстве, когда у меня в результате поднялась температура. Мама все списала на то, что я снял шапку, а на самом деле я заболел от страха. Так было и сейчас – я почувствовал, как кровь приливает к голове. Начало подташнивать. Не помню, сколько я стоял на месте, пока не пришел в себя. Заставил себя пройти чуть дальше по тупиковому переулку и в самом последнем крошечном подъезде увидел вывеску – «Агентство недвижимости». Я зашел, хотел спросить дорогу, не веря, что здесь нет никакого прохода.
