На переломе эпох. Исповедь психолога - страница 43
Но самое неизгладимое впечатление оставил Надым-город на полярном круге, где начинали осваиваться газовые месторождения. Собственно, города тогда еще не было, строители жили в балках, утепленных войлоком вагончиках, которые, конечно, не спасали от 40-ка градусных морозов и пронизывающего ветра. Но народ не унывал, по вечерам пели под гитару и слушали песни Высоцкого.
В одном из таких вагончиков, куда мы были приглашены в гости, светильником служил человеческий череп с лампочками в глазницах. Видя нашу оторопелость, хозяин пояснил: «Не удивляйтесь, здесь этих ископаемых хватает». Здесь в 1949 году Сталин затеял строить мертвую дорогу, которая должна была пройти по полярному кругу от Салехарда до Норильска, но успели проложить только половину, от Салехарда до Надыма. Строили вручную заключенные из числа тех, кто во время войны был в плену. Дорога потому и мертвая, что вся на костях, выжить здесь в сумасшедшие морозы без утепленной одежды и хорошего питания невозможно. Но она еще и мертвая, потому что ею так и не пользовались, только и прошел, что пробный дизель.
Трудно было переварить эту страшную информацию о бессмысленном и бесчеловечном истреблении людей, прошедших ад гитлеровских лагерей, на строительстве дороги в абсолютно безлюдном месте, где только кочевали оленьи стада ненцев и не было известно о газовых месторождениях. Такое изуверство, продемонстрированное Сталиным в послевоенное время, когда была выбита большая часть мужского населения и страна лежала в руинах, из-за одной только этой мертвой дороги нельзя назвать иначе как кровавым преступлением против человечества и страны. Но, увы, не преступником и изувером живет Сталин в памяти многих наших соотечественников, особенно из старшего поколения; его помнят как вдохновителя и организатора наших побед и на ниве индустриального строительства, и на полях сражений с фашисткой чумой. И это тоже историческая правда, и за эту правду удивительный в своей преданности отчизне русский народ готов забыть и простить вождю его кровавые преступления. Жаль, что хотя бы частичкой такого великодушия не обладают наши бывшие соотечественники: прибалты и западно-украинцы, пострадавшие в свое время от режима, а не от русских, которые выдерживали гнет этого режима значительно дольше и по времени, и по жестокости.
И не меньшее преступление – разжигать межнациональные конфликты и вражду к русскому народу за преступления режима, жертвой которого он был еще в большей степени.
Однако, несмотря на переполненность впечатлениями и на бешеный темп обкомовской жизни, все чаще начали посещать меня раздумия о моем будущем, когда рано или поздно закончится комсомольская работа. Партийная и советская работа, на которую, как правило, уходили освобожденные комсомольские работники, меня не привлекала, возвращение на инженерную должность просто пугало. И получалась, что я к 27 годам оказывалась без профессии и без будущего.
Однако спасительная надежда пришла с кафедры философии индустриального института, с которой я дружила со времен моторного завода и еще больше сблизилась в обкоме комсомола, поскольку преподаватели этой кафедры были активными членами нашей лекторской группы. Заведующий кафедрой, видя мой интерес к этике, а я к тому времени уже начала читать лекции по этике, заказал для меня место в целевую аспирантуру по этике в Свердловский университет. Для меня это была единственная возможная перспектива будущего трудоустройства в соответствии с моими склонностями, и я готовилась со всей ответственностью.