Стыдно, что показала слабость.
И всё-таки стало до странного спокойно – казалось, что со слезами вышло что-то большее. То, что я долго держала в себе.
– Возьмите.
Я приоткрыла один глаз и увидела, как Владимир протягивает платок.
– Чистый.
Ещё раз шмыгнув носом, я взяла платок и, отвернувшись, высморкалась.
Свернула в два раза и повторила.
Разворачиваюсь. Он улыбается:
– Оставьте себе.
Я взяла с пола сумку и достала зеркальце. Тушь потекла. Глаза краснючие.
– Извините.
– Что вы, это я должен извиняться, – Владимир заносит руку за шею и чешет затылок. – Всё-таки это я вас так…
Мы одновременно посмотрели на кучку израсходованных ватных дисков.
– Я пойду, – встаю. Поправляю юбку. И… стою, не в силах уйти, будто лавочка намагничена, и меня тянет обратно.
Это похоже на то, когда остался последний день в детском лагере, и вы вот-вот разъедетесь, и больше никогда не увидитесь с новоприобретённым другом.
Вы, конечно, обещаете поддерживать связь, но всё это – просто слова, и жизнь сама внесёт коррективы.
Там, за пределом лагеря, эти слова не действительны. Там всё иначе. По-другому как-то.
– Почему вы плакали?
Я заморгала, не сразу вернувшись в реальность. Пытаюсь улыбнуться, чувствуя, как на щеках остались солёные разводы.
Владимир смотрел на меня особенным взглядом – как смотрит мать или отец на дитя, утаившего секрет.
– Устала я… запуталась, – выдохнула, не подумав, эти слова.
– Когда мы думаем, что мы – это тело, и забываем, что мы – душа, появляются три вещи: страх, вожделение, гнев.
Я, мягко говоря, смутилась и внимательно посмотрела на Владимира. Он всё так же сидел на лавочке с таким лицом, словно мы говорим о погоде. Серебристый комбинезон резонировал со сказанным.
– Простите?
Он улыбается:
– Вы же хотите распутаться?
Я растерянно кивнула.
– Присаживайтесь.
Сумка вдруг показалась такой тяжёлой, а ноги как-то сами сделали два шага, и я осторожно села на край лавочки.
– Заблуждение или знание о чём-то приходят, исходя из нашей кармы и милости Бога, которую Он посылает через Своих преданных.
– Владимир, я не очень понимаю, как это связано… карма, моя усталость и то, что мы прямо сейчас сидим и говорим об этих вещах.
– Вы считаете это случайностью? То, что вы оказались здесь, в этом парке, и то, что я задел вас?
Я прищурилась, отвела глаза. Не то чтобы я верила в случайность – нет… просто как-то не задумывалась над этими вещами.
Жизнь, она ведь как – просто случается, верно?
Владимир рассмеялся.
– Что?
– Да у вас такое лицо, словно вы решаете сложную задачку.
Я убрала с колен сумку и быстрым движением заправила за ухо непослушную прядь.
– Всё не случайно. А закономерно. Даже то, что сейчас пролетит голубь и приземлится рядом с нами.
– Какой голубь?
Порыв ветра взъерошил волосы, от чего я инстинктивно прижала шею к плечам.
Чуть не задев меня крылом, на асфальт спикировал голубь. Сложив на спине крылья, развернулся в нашу сторону одним глазом.
– Как это вы?..
Я смотрела то на голубя, то на Владимира.
– Случайность? – спросил он и, засунув руку в карман комбинезона, достал семечки.
Высыпав их на асфальт, приманил стаю птиц.
– Закономерность. Когда птиц прикармливаешь, они возвращаются. И никакой магии.
Я разглядывала голубей, молотивших клювами асфальт… умом понимая, что это совпадение. Зато какое красивое.
Или не совпадение?
Когда я подняла глаза к Владимиру, то увидела странный блеск, ещё больше смутивший меня.
