На пороге Нового Завета - страница 17



Даже из столь беглого рассмотрения «Йога-сутры» видно, что в своей классической форме йога есть прежде всего строго выверенная «техника» освобождения Я.

Подобно тому как древний шаманизм в своей практике исходил из магического миросозерцания, родственного науке[10], так и Раджа-йога предлагала своего рода «научную методу» для жаждущих обрести просветление.

В высшей степени знаменательно, что к исходу дохристианской эпохи «естественная мистика», достигнув апогея в порыве к Запредельному, завершила круг и замкнулась на человеке.

Именно Патанджали, авторитетнейший гуру йогизма, учит о том, что в процессе медитаций и упражнений не Бог открывается людям, но – человек обретает лишь самого себя. Другими словами, «Йога-сутра» есть подтверждение тому, что к Небу нельзя подняться одними человеческими силами.

Если природу (в том числе и собственную) мы исследуем сами, активно вторгаясь в ее пределы, то Богопознание есть встреча и взаимодействие двух начал, двух воль.

Пусть существует нечто общее у йогической практики с Библией или исламом – ее отличие от них глубоко и принципиально. Йога антропоцентрична. Действующим в ней является только человек, который может привести себя в состояние просветленности и экстаза, но не достичь Бога. Оно есть, с одной стороны, «бегство от Времени», а с другой – наслаждение полной отрешенностью. В этом смысле Патанджали близок к религиозным «атеистам» – Будде и Махавире, которые в первую очередь были озабочены избавлением человека от уз жизни и тягостных перевоплощений.

После всего сказанного поистине загадочно звучат слова «Йога-сутры» о «преданности Ишваре», то есть личному Богу>11. Они столь неожиданны, представляют столь разительный контраст с учениями санкхьи и Патанджали, что сутры об Ишваре нередко объявлялись чужеродной вставкой. Однако убедительных оснований для этого найдено не было.

Каким же образом Бог оказался в доктрине Раджа-йоги? Откуда возникло это «механическое привнесение»?

Если оставить в стороне гипотезу об интерполяции, можно прийти лишь к двум заключениям: либо Патанджали, осознав, насколько велико и неискоренимо в людях религиозное стремление, проявил неискренность ради снискания большей популярности, либо он действительно верил в реальность Ишвары. Первое предположение сомнительно. Оно противоречило бы всей нравственной установке йоги, осуждавшей любую ложь. К тому же Патанджали вовсе не стремился популяризировать свою науку, зная, что она предназначена для немногих. Скорее всего, божественное Присутствие обнаружило себя с такой силой в духовном опыте мудреца, что он, рискуя нарушить стройность своей системы, принужден был включить в нее идею Бога>12.

Впрочем, Ишвара Патанджали не есть Бог, создавший или породивший мир, единение с Которым может быть высшей целью подвижника. «Йога-сутра» определяет его как «особого Пурушу, непричастного страданию – результату действий и желаний»>13. Макс Мюллер справедливо называл Ишвару «первым среди равных». Он – всего лишь один из множества пуруш, но в отличие от них самый чистый и совершенный, ибо не опутан сетями материи. «В нем, – говорит Патанджали, – становится бесконечным всеведение, которое у других – в зачатке. Он – Учитель самых древних учителей, Существо, не ограниченное временем»>14.

Хотя Ишвара не в силах спасти человека, но примером своего блаженного бытия он ободряет тех, кто взбирается по крутизне в страну вечного света. Повторение его имени в древней священной формуле «Ом» способствует концентрации сознания и его отрыву от всего чувственного