Им пришлось тяжело, чего тут скрывать. Варвара не может себе представить, как тяжело им пришлось: она росла в полной семьей, идеальной – как всё чаще понимает теперь, стоит только оглядеться по сторонам и немного прислушаться к тем ужасам, которые о своём детстве рассказывают переломанные родительской нелюбовью… Взрослые люди, годами, нет, десятками лет, пытающиеся себя полюбить, вернуть на место самооценку, разрушенную отцовской или материнской жестокостью, грубыми фразами, нелюбовью и нежеланностью… Или наоборот, желанностью, неподъёмным грузом ожиданий и каменно-тяжёлых надежд. Впрочем, как раз этого в Янке и Егоре нет. Они не сломанные, и даже не целые, а скорее цельные – сразу оба, и с самооценкой у них всё в порядке, просто пахать им пришлось в пять раз тяжелее, чем всем остальным.
И это Янка впихнула Егора в спортшколу – просто чтобы он мог где-то проводить время, пока она пыталась одновременно учиться и зарабатывать, и она же не всегда могла забирать его оттуда, так что с самого начала девятилетний пацан через полгорода катался один – на автобусе и на метро туда, на метро и на автобусе обратно. Сильные, самостоятельные, оба Архипова такие, а Янка ещё и настоящая трудоголичка – как взяла бешеный темп в те свои девятнадцать, так до сих пор и вкалывает без остановки, откуда только силы берутся. Лучшая продажница из всех, кого Варвара знает, из всех, с кем ей когда-либо доводилось работать: однажды она разовьёт свой бизнес до международной империи или встроится в чей-то уже существующий и отожмёт его под себя, можно поклясться на крови – так и будет.
– Ладно, – говорит Янка, пока Егор всё так же молчит. – Рано складывать лапки, надо барахтаться.
Это её любимая фраза. Надо барахтаться. Сбивать лапками масло из сметаны, как лягушка в той притче, чтобы потом прямо по этому маслу и выбраться из кувшина, не утонуть.
И, если она так говорит, то Егор, очевидно, оказался в кувшине.
Варваре приходится прикусить губу, чтобы не обернуться и не спросить. Она, на самом деле, не так уж и много знает о нём. Или много, смотря с какой стороны посмотреть. Знает, как он целуется и что нужно сделать, чтобы дышать он начал хрипло и сорвано, знает, что родинки у него на животе складываются почти равнобедренным треугольником, и что на икре у него длинный рваный шрам – разрезали коньком на тренировке, так он говорил, и что если тогда ему было семнадцать, то теперь, получается, девятнадцать… И что он – Янкин младший брат, разумеется, и ездил через полгорода один – сначала на автобусе, потом на метро, и это только туда, а обратно – наоборот, ну и в общем-то всё.
Большего она о нём и не знает. И не хотела знать никогда, потому что в её планы даже спать с ним изначально не входило, какие там душевные тонкости.
На мониторе мелькает ещё одно, новое сообщение. Оскар шлёт ей вопросительные знаки вдогонку.
Она тяжело вздыхает, пытаясь сосредоточиться, и утыкается взглядом в экран.
Здравствуйте, пишет ей Оскар (и это хорошо, потому что Варвара ненавидит, когда собеседники сходу переходят на ты). Мне очень приятно, что вы высоко оцениваете важность моей работы (тут она почти не наврала, ведь организовывать мероприятия для городской молодёжи – действительно важно, с одним только маленьким уточнением: она на его мероприятиях не бывала ни разу), и, конечно же, он согласен как встретиться (в любую из указанных ей дат), так и рассказать ей о ресторанных днях всё до мельчайших подробностей. Если она захочет, она даже может взять с собой фотографа.
