На службе Отечеству! - страница 61

Так вот, Боровик, невозможно же поверить, что академик М.В. Нечкина (1901—1985), как вы уверяете, сама рассказывала, какая она беспринципная шкурница и хамелеонша, – неужели в ваши годы вы не можете это сообразить? А главное, Милица Васильевна никогда не писала об Иване Грозном, об опричнине – ни «больших томов», ни «огромных частей», ни маленьких статеек. Она специализировалась по истории общественного и революционного движения в России XIX века, в частности, много писала о декабристах. А вы меряете всех на свой аршин – аршин политических оборотней, литературных пролаз и интеллектуальных прохиндеев.

Но усерднее всего Боровик просвещает молодежь, конечно, о жизни самого Сталина. И начинает издалека, с его детства. Сталин, говорит, «никогда никому» не говорил о своем детстве и юности. Почему? А потому, что отец его был сапожником, пьянствовал и колошматил сына почем зря.

Ну, во-первых, что отец был сапожником, давно всем известно, и это может быть позорным лишь в глазах элегантного воспитанника МГИМО. Я слышал, что Аверьян, отец Боровика, был в белорусском местечке шинкарем. Ну и что? Из-за этого не пускать сына на телевидение? Лишать ордена Подвязки?

Во-вторых, если отец пьянствовал и колошматил сына, то можно лишь пожалеть малютку, а наш главный гуманист державы не выказал этого благородного чувства ни на грош.

В-третьих, зачем же, подобно Галине Вишневской, досадные обстоятельства семейной жизни выставлять на вселенское обозрение? Есть же вещи, о которых деликатнее промолчать. Неужели вы, Авиэзерович, инженер человеческого нутра, не понимаете таких простых вещей?

Наконец, в известной беседе с немецким писателем Эмилем Людвигом, который высказал предположение, что на выбор Сталиным судьбы революционера повлияло «плохое обращение со стороны родителей», он ответил: «Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались со мной совсем не плохо». Кому же опять верить – самому Сталину или его ненавистнику?

«Совсем не плохое» отношение родителей подтверждается и тем, что они прямо-таки боролись между собой за сына. Когда ему было пять лет, отец, желавший, чтобы он пошел по его жизненной стезе, увез мальчика из Гори в Тифлис, где он в таком возрасте стал работать на обувной фабрике. По воспоминаниям современников, «помогал рабочим, мотал нитки, прислуживал старшим»… Но через какое-то время мать, мечтавшая, чтобы сын стал священником, приехала и забрала его обратно в Гори, где он позже и был принят в духовное училище. Так не борются за детей, если к ним равнодушны. Трудно представить, чтобы когда-то в Минске папа и мама Генриха вот так боролись за него: мать хотела видеть его раввином, а отец – шинкарем.

А вот еще одно свидетельство того, что Сталин не делал секрета из своего детства. Маршал Жуков вспоминал, что в марте 1945 года Верховный главнокомандующий вызвал его с фронта. Сталину нездоровилось, и встреча состоялась на даче. Выслушав доклад, задав несколько вопросов, Сталин предложил пройтись по саду. Жуков рассказывал: «Во всем его облике чувствовалась большая усталость. За время войны он сильно переутомился. Ведь работал очень напряженно, постоянно недосыпал, болезненно переживал неудачи, особенно 1941—1942 годов… Во время прогулки И.В.Сталин неожиданно начал рассказывать мне о своем детстве…» Вот так «никогда», вот так «никому»!

Несколько раз Боровик иронически упоминул о том, что в юности Сталин писал стихи. Да, писал, но ни Государственной премии, ни должности главного редактора журнала, ни ордена Дружбы народов за это не получил. Однако есть вещи, которые выше и дороже всех премий, должностей и орденов. Стихи Сталина не только печатались в 1895-96 годы в газете «Квали» и даже на первой странице в газете «Иверия», редактором которой был классик грузинской литературы Илья Чавчавадзе, но и лет за десять до Октябрьской революции нашли место в «Сборнике лучших образцов грузинской словесности» и даже в школьном учебнике «Дэда Эна» («Родное слово»). А ведь Сталин не выступал на собраниях или митингах с речами в похвалу Чавчавадзе: «Вот человек, с которого мы должны брать пример!» А какая ваша книженция, Генрих Авиэзерович, вошла в школьный учебник? Какая пьеса попала в сборник «Жемчужины русской драматургии»?