На своем месте, или Новые приключения следователя Железманова - страница 3
Каплан был родом из Одессы. Там на Малой Арнаутской улице он держал портновскую мастерскую и не был обделен вниманием заказчиков. Все было хорошо в жизни этого одесского еврея: свое дело, неплохой доход, которого хватало не только на форшмак3, но и на книш4 с куриным бульоном, а также на креплах5, любимая жена и пятеро детей. Однако грянул 1905 год с его волнениями, свободами и, увы, еврейскими погромами.
Одна из самых страшных волн беспорядков в Одессе произошла 18 октября, от нее сильно пострадала не одна еврейская семья. Многие были убиты, еще больше ранены. Среди пострадавших была и семья Каплан. И дело было даже не в том, что мастерская была разгромлена, готовые и раскроенные вещи похищены, закупленные отрезы, пуговицы, тесьма брошены в грязь. Самое главное – от рук потерявших человеческий облик черносотенцев пострадали трое детей Каплан: одиннадцатилетний Мойша и пятилетняя Сарочка (любимица отца) были убиты, а девятилетний Давид серьезно ранен и остался инвалидом – у него плохо двигалась рука. Кроме того, мальчик стал заикаться.
Семья решила переехать. Почему был выбран именно Касимов – неизвестно. Может, сыграла роль многонациональность города. Вот уже третий год семья Каплан налаживала жизнь на новом месте. Трудно привыкали к особенностям местного климата: зима в Одессе и зима в Касимове, как говорят в той же Одессе, – две большие разницы. Уже в феврале семейство Каплан смотрело на сугробы недоуменно и вопрошающие: что они тута делают, когда они по уму уже должны были таять? Лето тоже вызвало вопросы: начиналось намного позже, заканчивалось раньше, да и не каждый июньский или июльский день можно было назвать летним – зависнет мрачная туча на небе и из нее капает и капает все дни напролет. Где же солнце и тепло?
Местный базар при всем своем размахе не мог равняться с привычным Привозом: не лежат горами синенькие и красненькие6, вместо традиционных бычков, камбалы и глоськи7 на прилавках лежали лещ, окунь, карась. Не было рядом ставшей родной синагоги рубщиков кошерного мяса, куда обычно ходил Каплан. Для одесской еврейской общины было характерно организовывать строительство синагог профессиональными объединениями, однако никто не воспрещал еврею посетить чужою синагогу. Была соответственно своя синагога и у портных, но она располагалась намного дальше от дома Каплан. Идти туда, особенно летом по жаре, было не совсем удобно, а синагога рубщиков кошерного мяса, похожая на средневековый замок, стояла в двух шагах от дома, только улицу перейти.
Здесь, в Касимове, синагоги не было вообще, как и не было привычного круга общения. Даже бытовые традиции многие отличались. Мадам Циля Каплан поражала соседей привычкой выставлять летом в плошке воду для местных котов.
– Шо, бедной скотине умирать от жажды? – поясняла она с южным темпераментом удивленным соседям, мало замечая, что в отличие от Одессы в Касимове редко бывают засушливые дни, когда уличные животные не могут напиться из лужи.
И вот сейчас бывший житель Южной Пальмиры нерешительно топтался на пороге кабинета следователя.
– Заходите и присаживайтесь. Что у вас произошло? Вы же пришли с какой-то жалобой? – подбодрил его Петр Андреевич.
– Да, я пришел рассказать за свой гембель8. Пару дней назад к моей Цилечке (это моя жена) пришел Кокунин. Он сказал ей, что мой старший сын Абрам сделал с ним гешефт