– Она, в конце концов, пожалуется епископу. – Молодой человек заговорил о том же, о чём буквально только сегодня уже говорила баронесса. Это совпадение не могло ускользнуть от старого барона, он выпрямился в кресле и с усилием стиснул зубы. – Епископ – её опекун, он, в любом случае, не оставит её жалобы без внимания… Может быть, всё-таки вам… – Барон не дал ему договорить:
– Хватит! Вы сговорились? – Барон резко поднялся на ноги, и собака возле него заскулила – не глядя, он наступил на неё. Опёрся на трость, сверкая глазами в сторону сына. – Прекратите это! Оба! Ты и она! Прекратите!
Орвил снова нахмурился, слушая возмущения отца. Выходит, она уже угрожала ему пожаловаться епископу.
– Что ты хмуришься? Что – хмуришься? Хватит! За кого ты меня тут держишь? Думаешь, я ничего не знаю? Ничего не вижу? Я знаю, что сегодня вы болтали с ней в часовне. Она уже успела нажаловаться тебе на меня, да? Что она тебе рассказала? Какими словами?
– Она ничего мне не говорила… – Барон Орвил даже сам не узнал своего осипшего голоса. Проклятье! Что теперь он сделает с ней после всего этого?
– Да брось ты! Не говорила… Вы постоянно шушукаетесь за моей спиной, что-то замышляете. Ты смотри у меня. – Он показал сыну стиснутый кулак. – Ты меня знаешь. Долго разговаривать и предупреждать я не буду. Если узнаю, что спишь с ней… – Многозначительно покачал головой, и седина в его волосах сверкнула кровью в пламени горящего камина. – Я убью тебя. Делить с тобой крышу я ещё могу, но бабу… – Снова угрожающе покачал головой. – Хорошо ещё, если окажется в монастыре, но я не обещаю. Этого я не потерплю.
– Вы ошибаетесь… – Разве это был его голос? Нет, конечно, не его! Будто он и не барон вовсе, не воин, не мужчина. Мальчишка десяти лет, оправдывающийся за глупые шалости.
– Да не надо мне всего этого твоего бреда. Просто помни, что я слежу за тобой и за ней, помни мои слова.
– Вы ошибаетесь. У меня никогда и мысли подобной не было. Просто я подумал, что нельзя с ней так. Она же баронесса, она по рождению не ниже нас.
– Я этого не знаю, можно подумать! Не надо так думать, за тебя уже подумали другие! По-твоему, я не представляю себе, кого я взял в жёны? – Барон усмехнулся, глядя на сына через бровь. – Я знаю, что она баронесса, я прекрасно это знаю. Но не надо вмешиваться в мои дела и дела моей жены. Никуда она не пожалуется. Пусть только попробует…
Он отвернулся, давая понять, что разговор окончен, тяжело опёрся на свою трость. Орвил исподлобья следил за старым бароном. Что он теперь сделает с ней? Как он заставит её молчать? Что применит? Боль? Страх? Силу?
«Держись, умоляю тебя, только держись. Не сдавайся ему. Не позволяй ему мучить себя. Я не смог тебе помочь, я сделал только хуже. Лучше бы я молчал, а сейчас он сорвёт на тебе всю свою злость. Твоему положению не позавидуешь».
Барон ушёл, хромая, под внимательным взглядом сына.
Уже ночью, зайдя в спальню, барон Элвуд, застав жену за чтением молитвенника, без слов дал ей пощёчину. Ания сидела на низенькой скамеечке и от неожиданности выронила молитвенник и закрыла щёку ладонью, глядела на мужа огромными глазами. Шепнула:
– За что?..
– Сама знаешь, за что… Жалуешься ему, да?
– Я? Кому? – Ания не поняла. От боли и злости в глазах стояли слёзы.
– Жалуешься ему на меня. Рассказываешь всё. Бедненькая девочка, все её бьют, обижают, никто её не жалеет. Хватит! – рявкнул последнее. – Мне надоело это! Хватит обсуждать меня за моей спиной! Хватит жаловаться.
