Лукас взял отпуск на несколько недель, отчасти для того, чтобы провести время с родителями, купить им кондоминиум и отремонтировать дом. Он так и сделал, а я в это время расторгла свой контракт на курорте. Мы устроили скромную свадьбу на пляже с его семьей и несколькими моими друзьями с работы. Это было слишком хорошо, чтобы являться правдой. Мне следовало догадаться, что все происходящее чересчур похоже на сказку, так не бывает и обязательно случится беда.
Но вскоре после переезда в его страну, где мне нечем было заняться, одним вечером случилось нечто ужасное, и все изменилось. Я изменилась.
Я смотрю на улицу, и взгляд останавливается на воротах у въезда в квартал, где громоздятся друг на друга почтовые ящики, и гадаю, как докатилась до такой жизни. Кажется совершенно невероятным, что еще совсем недавно я могла просто выйти за дверь, завести машину, зайти в ресторан или магазин, сесть на самолет и в одиночестве улететь в другую страну, что я была свободна как ветер, а теперь не представляю себя в мире за пределами района.
– О господи!
Появившаяся откуда ни возьмись гостья возвращает меня к настоящему.
– Ой, прости, я не хотела тебя напугать!
Это та женщина из дома напротив. Не помню, как ее зовут, но, похоже, она постоянно приносит тарелки с выпечкой.
– Э-э-э… Ничего, я просто… Все в порядке, – запинаюсь я, машинально попятившись и озираясь через плечо, как будто мы занимаемся чем-то противозаконным.
Вот какой я стала. Дерганой. Напуганной.
– Прости, я не видела, как ты подошла, – говорю я, и это правда, хотя и трудно поверить.
Она вся такая сияющая, всегда в топах с блестками и гладкими волосами со стрижкой каре. Когда она болтает с другими соседями или выходит из машины, то вечно напевает что-то себе под нос или смеется. Наверное, она самый счастливый человек, которого я видела в жизни. Пытаюсь вспомнить ее имя. Вроде бы Кэролайн.
– Брауни Бетти, – улыбается она, протягивая мне тарелку.
– Бетти Брау… Мне казалось, тебя зовут К…
Я смущенно запинаюсь. Она так громко смеется, что я смотрю на манеж Эйвери – не проснулась ли дочь.
– Кора, да. Нет, я говорила о яблочном брауни «Бетти».
– Ой.
Я краснею и беру протянутую тарелку.
– Там коричневый сахар и сливочное масло, но ты такая худышка. Тебе не страшно, – хихикает она.
– Это так мило. Спасибо.
Кора не уходит, и от ее присутствия мне становится не по себе. Надо постараться выглядеть нормальной. Как бы поступила прежняя, нормальная я? Наверное, пригласила бы ее войти. Но я не могу.
– Я бы пригласила тебя, но… – указываю на Эйвери.
Увидев ее, соседка радостно взвизгивает и подходит поближе, чтобы лучше рассмотреть.
– Конечно, конечно. Какой ангелочек.
– Спасибо.
Я улыбаюсь и гадаю, получилось ли у меня поставить точку в разговоре. Кора не смотрит на меня, а продолжает ворковать над Эйвери.
– Ох, меня так умиляют младенцы. Моей семнадцать, и я тоскую по малышам с тех пор, как она начала ходить. Сколько лет этой милашке?
– Почти семь месяцев, – отвечаю я.
Я никуда не хожу с дочерью и не привыкла, что бы ей кто-то восхищался. И это приятно, хотя бы ненадолго.
Кора оборачивается:
– Она… просто совершенство. Если тебе понадобится помощь с малышкой, ты знаешь, к кому обратиться. Бесплатно, мне просто хочется зацеловать ее маленькое личико, – воркует она над спящей Эйвери тоненьким голоском и снова поворачивается ко мне. – Может, нарежешь кекс и мы посидим здесь?
