Воронцов судорожно пытался разобраться в ворохе информации, который на него вывалил Кин. Кстати, обращались к нему остальные по имени или господин приказчик. Но это, если официально или заискивая. Так вот, переваривая услышанное, Константин пытался понять, как устроено местное общество. Знатоком истории, тем более имперского периода, Воронцов никогда не был, и очень смутно представлял устройство дореволюционной России. И понимал, что для него, это темный лес, и он гарантировано в трех соснах заблудился.
Кин же, видя, что Воронцову интересно, продолжал вещать:
- Вы же, Ваше сиятельство, понимаете, после первой тьмы государство развалилось. Столько десятилетий прошло, а все равно все за себя. А кто слаб, сожрут, и не заметят. Что у нас, что в южных вотчинах, что у вас на востоке, да и на западе то же самое, так там еще семь латинских королевств. Так что, покоя в наших землях побольше, чем в диких, но смотреть надо в оба.
- Благодарю, Кин, за разговор, - произнес Воронцов. - Иди, думаю, тебе пора караван собирать, у нас еще будет время поговорить.
- Так точно, Ваше сиятельство, - произнес старший приказчик и развернулся, чтобы идти к своим людям, но именно в этот момент та самая Аиша забилась в припадке и рухнула бы прямо в костер, если бы Шрам, стоящий рядом, не подхватил ее.
Камень в посохе засиял черным светом и разгорался все ярче, а затем резко погас, словно выключатель повернули, и через секунду осыпался на землю антрацитовой пылью. Все замерли, над поляной повисла наряженная тишина, и в тоже мгновение заработал развернутый в сторону леса пулемет. Чем-то он напоминал Максим, разве что питание шло лентами из короба, размещенного прямо на пулемете, ствол был толстым и длинным, и больше походил на тот, что использовали на пулемете Льюиса. Установлен он на массивной треноге, которая позволяла пулеметчику держать сектор почти в сто восемьдесят градусов.
- Искаженные твари, - заорал во всю глотку пулеметчик, его слова разнеслись по лагерю, и это было последнее, что он успел сказать.
Поляна была слишком маленькой и, несмотря на то, что караван расположился в самом центре и очень компактно, до леса всего метров тридцать, Воронцов не видел, кто наступает из-под черных сводов, но, судя по потерянным лицам людей, явно ничего хорошего. Короб с лентой, видимо, опустел, за несколько секунд пулеметчик выстрелил все до последней железки, но не остановил противника. Гибкое тело, напоминающее то ли здоровенную собаку, то ли волка, окутанное тьмой, распласталось в длинном неимоверном прыжке и смело стрелка, уронив его на дно кузова. Короткий предсмертный крик мужчины вырвал остальных из оцепенения, народ скидывал с плеч винтовки, за грузовики улетели примитивные гранаты с воспламеняющимися запалами, этакий вариант бикфордова шнура. И через пять секунд оттуда послышалось аж сразу четыре разрыва, вот только проклятых зверей это не остановило.
- Ваше сиятельство, укройтесь в кабине, - выкрикнул Кин, и в его голосе Воронцов услышал обреченность, не было в нем ни злого вызова, ни азарта драки, это был голос приговоренного к смерти.
С бледным лицом он вытащил из кобуры револьвер, а в левой руке он сжимал кинжал, светящийся каким-то странным, зеленоватым светом.
Лагерь наполнился треском выстрелов, борта грузовика, где проклятая зверюга терзала пулеметчика, изрешетили за считанные секунды, десятки пуль выбивали щепки из крепких досок. Зверя убили, вот только он был далеко не один.
