Институт Радиоастрономии №2, «Ирочка вторая», как его любовно называли знающие люди, находился на пике своей популярности. Тут надо сказать, что это был не только научно-исследовательский, но и учебный институт. От абитуриентов отбою нет последние два года, шутка ли – двадцать два человека на место! Это, конечно, не ГИТИС, не ВГИК и не «Щука», но тоже не кот наплакал. Молодые парни и девушки, воодушевлённые успешными запусками космических аппаратов и полётом первого человека в космос, обратили свои взоры к небу и с начала 60-х так и ходили с высоко поднятыми головами. Пройдут каких-то три месяца, и все подходы к институту будут забиты страждущими абитуриентами и их мамашами, толпящимися перед только что вывешенными на огромные стенды результатами письменных экзаменов по математике и физике.
А пока звенел апрель. На улице зябко, указ о запрете курения в стенах института появится только лет через двадцать. Поэтому самостийная курилка у выхода на пожарную лестницу не пустовала. Какая-то сердобольная душа притащила из подвала старый продавленный диванчик, который ранее стоял в предбаннике у директора и был списан распоряжением замдиректора по хозчасти после покупки новой мебели. Фикус из подсобки пожертвовала тётя Маша, считавшая, что растение будет хоть немного очищать воздух вокруг «бедных курильщиков, которые травят себя почём зря».
– Кончайте курить, самоубийцы! – раздался со второго этажа зычный голос профессора Кардашевского. – Капля никотина убивает коня!
По легенде, профессор когда-то сам был заядлым курильщиком, а ныне – ярым сторонником здорового образа жизни.
– Мы не кони, нас так просто не убьёшь, Павел Григорьевич!
– А, это опять вы, Роман! Зайдите ко мне в кабинет, есть разговор по теме вашей дипломной работы.
– Сейчас зайду, Павел Григорьевич!
Роман поспешно затушил окурок, на этот раз, в порядке исключения, о край урны на длинной тонкой ножке, а не в горшке с фикусом.
Павла Григорьевича Кардашевского считали в институте человеком не от мира сего. Действительно, какому учёному в здравом уме и твёрдой памяти придёт в голову создавать классификацию воображаемых явлений? А Павел Григорьевич занимался именно этим. Он утверждал, что в бесконечной вселенной должно быть бесконечно много цивилизаций, в том числе и таких, которые сильно обогнали земную в своём развитии. Земля, со всеми её заводами и фабриками, самолётами и пароходами, вычислительными машинами и спутниками, занимала на шкале Кардашевского крайне низкую позицию. Попросту говоря, на нуле находилась Земля. До цивилизаций первого типа, которые используют всю энергию, получаемую планетой от своего центрального светила, нам ещё шагать и шагать. Не говоря уже о цивилизациях второго типа, которые могут потреблять всю энергию своего солнца, или о цивилизациях третьего типа, чья энергетическая мощь сравнима с мощностью всей галактики.
В институте Павла Григорьевича любили. Ибо был он человеком добрым, любознательным и, кроме того, настоящим учёным. Кроме шкалы цивилизаций, он занимался и реально наблюдаемыми астрономическими явлениями. То есть он сначала их предсказывал, а потом их открывали. Увы, за границей. Так он предсказал пульсары, как говорится, «на кончике пера». Интуиция у Павла Григорьевича была потрясающая. О ней в кулуарах ходили легенды. Например, рассказывали, как он сдавал в университете экзамен по теоретической механике. Курс третьекурсникам давался с трудом, читал его преподаватель, словно отбывая наказание. Те студенты, которые ходили на лекции, откровенно зевали или занимались своими делами. В конце семестра выяснилось, что экзаменационные билеты составлены не по учебнику, на который все надеялись, а по лекционному курсу, который никто не слушал. Конспектов ни у кого не было. Вернее, они были только у одной отличницы, Аллы Смирновой, которая принципиально ходила вообще на все лекции и семинары. Естественно, Алла никому конспекты не давала, потому что сама по ним готовилась. И только под утро перед экзаменом Павлу удалось завладеть конспектами на полчаса.
