На весеннем перепутье (трактат Третий) - страница 6

Последний (самый последний!) разговор между ними произошел перед Новым годом, он приглашал ее поужинать вместе, спрашивал номер телефона, но это, конечно, было несерьезным, легким флиртом, хотя – кто знает? Она не назвала своего номера, вот только знала, заранее знала, что позвонит ему сама, по одному из трех номеров на “визитке”, которую он ей вручил, и действительно позвонила…

…чтобы услышать незнакомый мужской голос (определенно не его голос), который произнес: “Сергея Петровича больше нет. Разбился в аварии. Извините.”

Настя прервала связь с бешено колотящимся сердцем, такого ужаса – черного, леденящего – она не испытывала давно, кажется, со дня смерти папы. “Вот еще одна линия жизни оборвалась, вот еще одна линия судьбы зашла в тупик…” Тем вечером она, взяв собаку (для охраны, конечно) моталась по темным улицам, дворикам и переулкам города, враз ставшего ненавистным, грязным, холодным, часа два, не меньше… потом, конечно, вернулась домой, приказав себе “собраться”, человек был ей практически незнаком, с чего это она так распсиховалась?

…И действительно забыла о нем. Почти.

Пока он не начал ей сниться. Волконский. Сергей Петрович. Тридцати шести лет. Руководитель (бывший) охранно-сыскного агентства. Бывший сыщик. Бывший шпион.

Ее бывшая безответная любовь. Хотя нет, не безответная. Несостоявшаяся.

*        *        *

…Наутро, разумеется, все стало видеться в ином свете, она в очередной (тысячный, не меньше) раз устыдилась своего (даже в собственных глазах странного) поведения, этих ночных слез и посиделок на кухне наедине с кошмарными снами, встала пораньше, приготовила завтрак (именно для Дэна, сама она почти не завтракала и вообще была равнодушна к поглощению пищи, в конце концов, как говаривал ее отец, “мы едим, чтобы жить, а не живем для того, чтобы есть”), и была с Денисом особенно ласкова, ибо действительно ощущала вину перед ним, причем, неоднократную.

Покладистый Дэн, конечно, простил ее ночную выходку, возможно, решил, что она все еще переживает из-за смерти отца, в конце концов, прошло лишь чуть больше года, а для такого рода скорби требуется срок куда более длительный, и она со стыдом вспомнила, что скоро ведь день рождения папы, нужно съездить на кладбище (на погост, мелькнуло в мозгу архаичное словцо, откуда только взялось, из каких глубин памяти?), и она, пожалуй, сделает это в субботу, когда Дэн отправится навестить младшую сестренку (ребенка с особенностями развития, как сейчас принято называть клинических аутистов), словом, выполнит тягостный долг, как Денис выполняет свой – по отношению к родному человеку.

Она немного взбодрилась, тяжелый сон снова уходил туда, куда и положено отправляться кошмарам, и почти не помнился, только присутствовало какое-то нехорошее упоминание о “беде”, но какой беде, в самом деле? Она в предчувствия и предвидения не верила, всё можно объяснить, включив логику и здравый смысл, и кошмар свой тоже можно объяснить…

…вот только чем? Тем, что заинтересовавший ее мужчина погиб? Какая, в сущности, ерунда, они почти не были знакомы, а ее юношеская влюбленность давно прошла, если уж вдуматься, зачем она откапывает “призраков прошлого”? И немедленно включился тот самый, любимый ее отцом, здравый смысл, проблема вовсе не в том, что кто-то, с кем у нее ничего не было (да и быть, наверное, не могло) трагически ушел из жизни, это очень печально, конечно, но не смертельно, ее беспокоит вовсе не Волконский (тут сердце легонько екнуло, какая “княжеская” фамилия), ее беспокоит то, что она продолжает встречаться с Горицким, хоть обещала Денису больше этого не делать, клятвенно обещала, заверяла… и тем не менее продолжает этот обман, который ничем хорошим не может закончиться, рано или поздно Дэн может обо всем узнать, и уж тогда она точно его потеряет, а вот этого она боялась по-настоящему (что бы Горицкий не говорил, со своей обычной (немного циничной) усмешкой, да, что бы он ни говорил).