На виражах судьбы - страница 13



Не помню, как я прошел таможню и доехал до Питера, но все-таки это случилось. Потом мы с моим приятелем, конечно, что-то пили, ели, говорили и спали: я очень хотел спать. На следующий день я выехал из Питера около двух часов дня и уже к восьми вечера пересек МКАД. Наконец-то дома!

Этот рассказ можно считать лирическим отступлением от основной темы моего повествования, но с этой поездки все и началось. Через пару дней, разгребая накопившиеся дела, я вдруг вспоминаю про песо. Обзвонил нескольких своих знакомых и обрисовал суть вопроса. Навалились какие-то дела, и я про песо просто забыл.

Где-то через неделю звонок из Питера от моего знакомого с простой русской фамилией – Фордзон: «Есть, говорит, поклевка. Через один контакт вышли на югослава (назовем его «юг»), живущего в Дюссельдорфе, который имеет хорошие связи в банковских кругах Германии».

Предварительная беседа показала, что есть интерес к этой теме, просили прислать ксерокопии купюр и номера серий, предлагаемых к обмену. За это время я вошел в плотную переписку с люксембургским «перцем» и получил от него всю необходимую информацию. К тому же выяснилось, что он – посредник (кто бы сомневался), а хозяин денег – беглый министр правительства Аргентины. При этом была рассказана какая-то трогательная история о его притеснении новыми властями и побеге из Аргентины. А нам-то какая разница?

Копии купюр выслали, сформулировали предложение по курсу обмена и стали ждать, мало во что веря. Тут звонок из Питера: немецкие банкиры готовы встречаться, нужно лететь в Дюссельдорф. Я подумал: что-то я в Германию подозрительно зачастил, но делать уже нечего, надо лететь.

Мой приятель Фордзон, как это у них водится, решил отсидеться дома и послал со мной своего сына, гражданина Израиля, который, к слову сказать, участвовал в войне с Ливаном (был в израильском спецназе). Я подумал, что это, может быть, будет не лишним в нашей поездке, но я сильно ошибался. Он вылетел из Питера, я из Москвы, встретились прямо в аэропорту Дюссельдорфа.

Встретились с нашим «югом» и обрисовали ему нашу версию ситуации. Партия денег вывезена из Аргентины и хранится в соседней с Германией стране у наших людей в безопасном месте. Он нам организует встречу с заинтересованными банкирами, те смотрят образцы купюр, берут их на экспертизу, и мы обговариваем место, время и порядок обмена валют.

Сказано – сделано. Вечером мы встречаемся с двумя фашистами у нас в гостинице. Первого представили как советника президента одного крупного немецкого банка, а второго как бывшего министра правительства земли северный Рейн-Вестфалия. Фашисты смотрят купюры, купюры им нравятся, обменный курс тоже. Договариваемся, что они в течение суток связываются со своими «перцами» в Аргентине и окончательно принимают решение. Мы же, в свою очередь, должны привезти на следующую встречу и показать «югу» товарную партию (мешок) денег. На том и порешили. Звоню в Люксембург и забиваю стрелку на завтра, в Кёльне – в пивняке у Кёльнского собора. До сих пор, видя это замечательное творение рук человеческих, понимаю умом, что я там был, но ничего об этом не помню. Сейчас поймете, почему.

На следующий день, в два часа дня мы: двое русских, правильнее сказать, русско-еврейских, мудаков и югославский полубандит-полубизнесмен встречаемся с нашим люксембургским контактом (будем звать его для простоты – Люкс), который нам бодро сообщает, что деньги в дороге и нужно подождать. Сидим, ждем, пьем пиво. Проходит час, второй. Наш Люкс периодически звонит по мобильнику и бодро сообщает нам о том, что где-то перекрыты дороги из- за демонстрации или, хрен его знает, забастовки, и они стоят в пробке. После трехчасового ожидания наш «юг» уехал, сказав, что будет неподалеку и, если что-то изменится, он подъедет. Мы сидим и наезжаем на Люкса, но чувствуем, что бесполезно, – он сам на нерве, каждые пять минут звонит, но никто не появляется. Динамо!