– Мы мило проводили тебя до самого центра, ― констатировал Степан. ― Ты не опаздываешь на заседание?
– Нет, я кое-кого встречаю здесь, если не возражаете, ― тем же тоном отозвался терапевт. ― В последнее время с этим кое-кем нет других способов поговорить, кроме как поймать после суда. Такая же неуловимая душа, как ты, Стёпа.
Вася взглянула на ступени с большим потрясением и обеспокоенностью. Казалось, оттуда, как из жуткого сырого подвала, веет холодом.
– Так это там судья?.. ― поёжилась она.
– Там только зал суда, ― Каренин отвечал резко, с куда меньшим терпением, чем её друг. ― Слушаются обе стороны, выносится приговор.
– Ядро треугольника, в которое ведут все его дороги, ― подхватил Степан. ― Самое важное место, куда стекаются наши участи, замыслы и волнения, и где такие разные души вместе выполняют одну и ту же миссию.
– Видимо, он про Эгиду и Фемиду, ― объяснил ей Каренин. ― Мы с высокомерными идолами слишком разные и впрямь.
– Ух, как. Очень пылко для того, кто ждёт главного «идола», ― восхитился Степан.
– Да погодите вы, ― терпение Васи стало давать трещины. ― Фемида ― это такие, с золотыми глазами? Такие как Майя?
– Очень точно сказано, «такие, с золотыми глазами».
– Голубушка, не принимай этого сатирика близко к сердцу, некротерапевты не привыкли близко общаться с другими душами и считают, что каждый обитатель Постскриптариума должен сам доподлинно знать его устройство, ― растолковал детектив. ― Эгида ― союзники подсудимых, а Фемида ― прославленные деятели, добивающиеся объективности и законности по каждому приговору. Те, кто прошёл испытание и заслужил золото в своих глазах. Ты назвала бы их прокурорами.
– «Мягкосердечное обвинение»…
– Оно самое. А Константин как раз здесь дожидается их бессменного руководителя. Вот только мы не будем спрашивать, для чего.
– И даже очень бессменного. Я бы сказал, вечного, ― уныло скрипнул Каренин. ― Огнецвет возглавляет Фемиду целую эру, и треугольник себя без неё не помнит.
– Зато эта эра известна как самая толерантная к любым подсудимым, ― убеждённо вымолвил Степан. ― И не всё ли равно, причиной тому Огнецвет или другой лидер?
Васю не увлекала их дискуссия, ей больше хотелось узнать, какое именно испытание и как прошли люди для того, чтобы их приняли в Фемиду. А выяснив это, она непременно бы выведала, почему Степан, несмотря на заметную пропасть между Эгидой и Фемидой, так заступается за этот таинственный Огнецвет. Это одновременно очевидно и непостижимо для неё: с одной стороны нежелание потакать величию «избранных», и с другой ― на гнусавую тоску Каренина ничем, кроме возражений, отвечать не хочется. Как ослик Иа, он нуждался то ли во встряске, то ли в воздушном шарике на день рождения.
– И много ли пользы дала тебе всепоглощающая, терминальная толерантность нашего времени? ― с неистребимым ехидством Константин поднял бровь.
Она всё оглядывалась на ступени и из-за этого не увидела, что лицо детектива сменило беспечность на серьёзность. Её тянуло подальше от разговора, где спорят о терпимости, которая всегда казалась ей необходимым щитом против копий оскорблений. Правда, и заступаться за этот щит она никогда не спешила.
– Не со мной ты бы хотел поговорить об этом, доктор. Тебе известно, что я за здоровую честность готов воевать и нести флаг. И парадокс толерантности устал обсуждать на каждом собрании. Но между уничижением и безграничной толерантностью я всё равно выберу вторую. Она оставит после себя меньше пострадавших.
