На заборе сидит заяц, ломом подпоясанный. Поэзия - страница 5



Плюс – в постели обработка.
Ох, умру!

Укр. цукор

(украинский сахар на службе шоколадного человечка)

Мы – босота смирная,
Теребень сортирная.
Нам статейку написать,
Как два пальца обоссать.
И рецепты всё простые,
Надо краски взять густые,
Навалить туда навоза,
И орать, идёт угроза!
Мажь широкими мазками,
Про добро, что с кулаками,
Про бойцов-сичевиков,
И российских бандюков.
Расскажи страны народу,
Кто мутит в Украйне воду,
Ну, а если нет воды,
Путин выпил, без елды!
Кстати, совесть – рудимент,
В целом, пройденный момент.
Правда тоже не для нас,
Кто её услышит глас?
Главное, полить сиропом,
Что б понравиться Европам.
Что бы президент Обама
Верил преданности Хама!
Нам завидует весь мир,
Бандерлогов мы кумир.
Испаряется усталость,
Если денег срубишь малость!
Всё срослося, жизнь сладка,
Сало – в шоколаде,
Только жду посыл курка
В камуфляже дяди!

Курочкина Ряба

Я – Курочкина Ряба,
По-паспорту, я – баба,
По роду жизни клуша,
Есть муж, зовут Андрюша.
Обычная работа,
Домашняя забота,
Базар, домой трамваем,
Нигде и не бываем.
Нет орденов, медалей,
В платьишке, скрип сандалий.
Домишко наш от мамы,
Соседи есть, не хамы.
Спокойно жизнь рекою
Тащила нас к покою,
Последнему причалу,
Рутинному мочалу.
Но, тут случилась взбличка,
Я вдруг снесла яичко,
К тому же не простое,
А очень золотое.
Такой высокой пробы-
В дыханьи спёрлись зобы!
Весь мир пришёл в смятенье
В порыве очертенья.
И кончилась свобода.
Для своего народа
Я стала важной птицей,
Желанной и в столице.
За мной открыл охоту,
Весь криминал повсюду.
Шлёт мафия пехоту,
Израиль – Чуду—Юду.
Триады настигают,
Каморра на пороге,
Якудзы набегают,
Сверкают в беге ноги.
Но, только я не дамся,
Всё – для страны и точка.
Андрюшеньке отдамся,
Пускай родится дочка.
А там, глядишь, и внучка,
Мы – без дурных привычек.
Десяток, а не штучка,
В день золотых яичек!
Нет, нам не быть святыми,
Андрюха яйца носит?
Пусть станут золотыми,
Народ валюты просит!
Наймём мышей поболе,
Что б яйца колотили.
И заживём на воле,
В могуществе и силе.

В суде

А на чёрной скамье, на скамье подсудимых
Кот Матроскин сидел и о чём-то вздыхал.
Сколько их вот таких, в жизни очень ранимых,
За кусок колбасы строгий суд припахал?
Мама Кошка, прости, лью горючие слёзы,
Я сижу ни за что, и ликуют враги.
Доберманов тычки, конвоиров угрозы,
Бутербродов здесь нет, но скрипят сапоги.
Значит скоро этап, жизнь по вечному кругу,
Пересылок огни, да чифира навар.
Жалко Мурку мою, в жизни вольной подругу,
Да гитары надрыв, среди водки и шмар!
Мама, мама моя, знаю в старом платочке
Побежишь за вагоном, несущимся вдаль.
Верь, что здесь не конец, нет поставленной точки,
Я обратно вернусь, и, ваще, «нох айн маль!»

Поцелуй до обрученья

Сколько бы верёвочке по земле ни виться,
Всё равно рекомое завсегда случится.
Девочки-красавицы, строгие и гордые,
И на вас находятся мальчики упёртые.
Мефистофель старенький жил не по учебникам,
Мол, до свадьбы ты ни-ни, жизнь сверяй по требникам.
Много его слушали Фауст с Маргаритою?
И плевать, что кончен бал, стала жизнь разбитою.
Может, по Есенину, целить в жизнь без промаха?
Ведь оно действительно, «отцветёт черёмуха!»
Или всё ж себя хранить в строгом воздержании,
Что б до свадьбы отложить мужика касание?
Я вам честненько скажу, всё тут в воле случая.
Как навалится любовь, девку жизнью мучая,
То по жизни и решай, дать ли волю пламени,
Иль на свадьбе показать простынь вместо знамени!

Баллада

Старый рыцарь седой пел балладу печали,
Спали слуги и кот, шёл двенадцатый час.