Занимаясь подготовкой к дальним походам, Баташов частенько сталкивался с купеческими подрядчиками и прекрасно знал, что если не проверять все поставленное ими имущество и продукты досконально, то можно многого недосчитаться. И потому вникал во все финансовые и торговые вопросы, которые многие офицеры почему-то считали делом для себя недостойным. Только когда, порой в самых экстремальных условиях высокогорья, участникам экспедиций помогали выжить те дополнительные килограммы продовольствия, которые ему удавалось вытребовать у прижимистых торговцев, сослуживцы, стыдливо пряча глаза, искренне благодарили его за рачительство.
Вот и теперь, намереваясь продать стоящую на окраине имения рощу, Баташов решил сначала узнать ее настоящую цену.
– А сколько дают за кубическую сажень кругляка в городе? – спросил он у Кульнева.
– Староста Козловки в городу недавно был, приценивался. Он хочет новую избу сложить. Говорит, что кубическую сажень ошкуренных бревен купцы продавали по полтиннику. Но на корню будет стоить поменьше. А за дрова больше гривенника не дадут, – добавил управляющий со знанием дела и, вытащив из внутреннего кармана записную книжку, принялся с помощью карандаша что-то высчитывать, то и дело напряженно морща лоб.
– Так что выходит, если на корню, рублей на девятьсот, не меньше, – подвел итог Кульнев и вопросительно взглянул на барина.
– Так что, ты предлагаешь мне продать эту рощицу? – задумчиво спросил Баташов.
– Пренепременно! Мужики вокруг совсем распоясались, так и норовят чужое захапать. А на полицию надежда маленькая.
– Вези своего купца, – махнул рукой Баташов, – только торговаться с ним сам будешь.
– Знамо дело я, – согласился управляющий, – не барское это дело со всякими купчишками якшаться.
Торг продолжался не меньше часа. Баташов слышал, как Кульнев и купец, надрывая глотки, долго спорили о цене, то доходя до крика, то ненадолго умолкая, чтобы перевести дух. Наконец управляющий, явно довольный собой, предстал на пороге кабинета:
– Семнадцать рублей выторговал я у этого христопродавца, – радостно объявил он и подал хозяину купчую.
– Молодец, – похвалил его Баташов, – а семнадцать рублей я презентую тебе за удачную сделку. Не зря же ты глотку драл.
– Премного благодарствую, барин, – со слезой благодарности в голосе промолвил Кульнев, – купец вас там ждет, хочет что-то сказать, – добавил он, указывая в окно.
– Что ему от меня еще надо? – взглянув в окно на стоявшего во дворе торговца, спросил Баташов.
– По закону купчую должен губернский предводитель дворянства заверить, вот он и ждет, маракуя, что вы тотчас же к начальству наведаетесь.
– Скажи ему, пусть приходит завтра к вечеру. Я постараюсь к полудню все оформить. Раньше граф меня все равно не отпустит.
2
Наутро Баташов приказал запрячь двуколку. Явно застоявшийся орловский жеребец серой масти косил недоверчиво глазом на приближающегося ездока и норовисто бил о землю копытом, всем своим видом как бы предупреждая: «Если не сброшу, то прокачу!»
И впрямь, едва только Евгений устроился в дрожках и дал слабину вожжам, жеребец без особой натуги взбрыкнул и с ходу рванул по дороге так, что поручик еле удержался в двуколке. Но забирать вожжи не стал. Конь, чувствуя смелого и опытного возницу, вскоре перешел на крупную рысь и за полчаса доставил хозяина в соседнее имение «Осколище» – вотчину графов Вышегородцевых.
