Впрочем, мои надежды наткнуться на что-то сколько-нибудь напоминающее магазин ещё раз подтверждают мою удивительнейшую глупость. Я иду по пустынной, совершенно заброшенной дороге, и единственное, что я встречаю на своём пути, – это согнувшиеся в три погибели саксаулы да россыпи мелких камешков, которые то и дело норовят пролезть в кроссовки. Я понятия не имею, как я могла жить здесь в детстве; ни намёка на инфраструктуру или хотя бы просто на какое-то движение не было не только на окраине, но и, я уверена, в самом городке.
Знойный и до ужаса плотный воздух будто бы трогает меня сухими горячими руками, пытаясь перекрыть мне дыхание. Я преисполняюсь уверенности, что упаду прямо на пыльную, засыпанную песком дорогу; однако, как только я уже действительно собираюсь это сделать, я замечаю неподалёку знакомые ворота и – о чудо! – высокий карагач, ветви которого изобилуют листьями. Не думая ни о чём другом, кроме этого несчастного дерева, я бегу к нему со всех ног.
Наконец оказавшись в тени, я позволяю себе отдышаться и оглядеться по сторонам. С той стороны, откуда я пришла, отчётливо виднеется силуэт дома моих тёток. Я осознаю, что на самом-то деле прошла не так уж и много: моё тело обманывало меня, выдавая прошедшие десять минут за мучительные часовые страдания.
В тот же момент, когда я понимаю, насколько сильно меня вымотало это треклятое солнце и, стоит признаться, мои давно уже не юные ноги, я слышу хриплый кашель прямо за своей спиной. Обернувшись, я обращаю внимание сначала на ворота, которые я увидела пару минут назад, когда была уверена в том, что брошусь ниц и позволю солнцу меня расплавить. Ворота эти оказываются действительно знакомыми мне – это кладбищенские ворота. За ними простирается огромное, невообразимо огромное кладбище, и там – как иронично! – растут другие деревья, и хоть их и мало, но некоторые из них даже могут похвастать какой-никакой листвой. Удивительно: будто и впрямь в безжизненной пустыне, где я оказалась, только на кладбище можно было найти остатки жизни.
Я поворачиваю голову в сторону, откуда доносился хриплый кашель, и замечаю старика, который, сгорбившись, пристроился под навесом из обветшалой парусины и торговал цветами.
* * *
Вспоминая вчерашний день и минувшее утро, я сумела отвлечься от мыслей, обрушившихся на меня неуправляемым камнепадом. Пока я думаю над тем, как я вообще приехала в этот город, я наконец дохожу до нужного мне места и, постаравшись выдавить из себя улыбку, останавливаюсь напротив двух расположенных рядом могил.
Могильный камень тёти Розы похож на тот, который возвели на могиле её сестры. Оба надгробия выстроены из кирпичей цвета обожжённой охры и формой напоминают замысловатые куполообразные постройки. На куполе камня тёти Розы свежей краской нарисована красного цвета роза; на куполе тёти Лилии едва виднеется почти выцветшая, синего цвета лилия.
Удивительные и совсем не привычные для большинства людей надгробия возводятся здесь именно такими из-за особенностей местной почвы – мне кажется, что я слышала подобные объяснения, когда приезжала сюда в прошлый раз. Бóльшая часть надгробий напоминает миниатюрные архитектурные ансамбли; у некоторых даже есть подобие ограждения. Я не очень понимала, чем именно так отличалась здешняя почва, однако отсутствие мраморных плит с чёрно-белыми фотографиями позволяет мне чувствовать себя чуть спокойнее, чем это бывало на обычных кладбищах.
