На живую нитку - страница 9



На заднем плане бушевал Гия Шалвович:

– Лида, скажи ему, что с такими вывертами он больше никогда! Нигде! Вообще никому!

Лука снова поднял голову к прозрачному куполу над головой:

– Лидия Филипповна, простите меня, пожалуйста, но мне на сцену пора.

Лука отключил телефон и посмотрел в зрительный зал.

Лица стариков были взволнованными.

Вера Николаевна объявила Луку, а потом растерянно шепнула ему:

– Я же не знаю, что ты будешь исполнять…

– Я тоже не знаю, Вера Николаевна, – также шепотом ответил Лука.

Она успокоенно кивнула и села в первый ряд.

Лука вышел в центр сцены. Все зааплодировали.

В летучей, легкой тишине Лука стоял на сцене и молчал. Старики благожелательно и застенчиво смотрели на него.

Лука улыбнулся им и начал:

Девушка пела в церковном хоре
О всех усталых в чужом краю,
О всех кораблях, ушедших в море,
О всех, забывших радость свою [13].

Оканчивая последнюю фразу первого куплета, Лука понял, что не сможет сейчас рассказать всем ни о «луче, что сияет на белом плече», ни о ее белом платье. Когда-нибудь, но не теперь. И он сразу вступил с третьего куплета:

И всем казалось, что радость будет,
Что в тихой заводи все корабли,
Что на чужбине усталые люди
Светлую жизнь себе обрели.

Все механизмы, отлаженные техникой и знаниями, работали четко и плавно. Но появилось что-то еще. Голос словно заострился и стал совсем простым.

Лука заметил, как в зале посветлело. На стекла витражного купола опускались большие хлопья снега.

И Лука запел:

Скажи мне, Господи, кончину мою
                                         и число дней моих…[14]

Этот псалом они исполняли лишь однажды. Медоносов-младший попросил «этого» при нем больше не петь.

Не разделенные на несколько голосов, слова звучали беззащитно, хрупко. И не было никакого кощунства или недоброй насмешки в том, что звучали они здесь. Среди этих одиноких стариков, таких нарядных и растроганных.

На словах «не будь безмолвен к слезам моим, ибо странник я у Тебя» Вера Николаевна закрыла руками лицо и заплакала…

Голос Луки вдруг сорвался, просипел, будто патефонная игла спрыгнула с дорожки и с неприятным скрипом съехала к краю пластинки.

За окнами летел снег – так медленно, словно ему совсем не хотелось касаться земли. Лука замолчал. Старики подались вперед, точно хотели помочь ему справиться со сложной музыкальной фразой, поддержать его. Он поклонился, поправил дыхание и впервые за весь концерт объявил:

– «Капитан Белый Снег» [15]. Исполняет Лука Пшеничный.

Слушатели заулыбались и захлопали. Безо всякого напряжения и страха Лука начал выводить звук так, как пишут письмо на чистом листе бумаге.

Капитан Белый Снег, Капитан Жар Огня,
Без тебя мне не петь и любить не с руки.
Как затопленный храм в середине реки,
Я держусь на краю, Капитан Белый Снег.
То ли шорох в ночи, то ли крик пустоты,
То ли просто привет от того, что в груди.
Ты все шутишь со мной, погоди, не шути,
Без тебя мне кранты, Капитан Белый Снег.

Пригнувшись, точно опоздавший на киносеанс зритель, в зал прокралась девчонка в костюме арапчонка, в шальварах и бирюзово-красном тюрбане. Лицо у девчонки лоснилось от черного грима. Она тихонько села рядом с Верой Николаевной, приложила палец к губам и тут же хихикнула. Лука строго посмотрел на нее и допел:

Мы знакомы сто лет, нет нужды тратить слов,
Хоть приснись мне во сне, хоть звездой подмигни,
Будет проще вдвоем в эти странные дни.
Это всё. Жду. Приём. Капитан Белый Снег.