НАБАТОМ БЬЮ В КОЛОКОЛА! Поэма покаяния - страница 17



Страшно качает деревья…

Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
Словно природы кочевье
Путь совершает земной.
В шуме листвы хлопотливом,
В диком порыве ветвей
По городам и по нивам
Хлещет рекою своей.
Странное это стремленье!
Бьётся, как порванный флаг.
Хочет пропасть в отдаленье,
А от окна – ни на шаг.
И, как деревья бушуя,
Душу я тешу свою,
Но, в шуме листьев кочуя,
Всё у окошка стою.
Странное это кочевье
Нынче случилось со мной.
Страшно качает деревья
Северный ветер ночной.
12.06.12 г., день

К Любви! К Христу! – почти кричу…

Летят, летят косым углом…

Летят, летят косым углом,

Вожак звенит и плачет.

О чём звенит, о чём, о чём?

Что плач осенний значит?

А. БЛОК. «Осенний день»
В минувший год осенним днём
Я вышел из пролеска.
Мир сник от тишины кругом
И солнечного блеска.
И вдруг в прогретой тишине,
Почти за небосклоном,
Неясный звук стал слышен мне
Звенящим странным стоном.
Я полем по жнивью шагал
И понималось смутно,
Что дальний стон не затихал,
А нагонял как будто.
Я оглянулся, журавлей
Приметив еле-еле,
Шеренгой ломаной своей
Они на юг летели.
Легко пронзая синеву
И солнечные дали,
Они по правде, наяву
Так жалобно стонали.
О, этот тихий, скорбный стон,
С курлыканьем молебным!
Как разрывал мне сердце он
Над сжатым полем хлебным.
Два наших горя бились в лад,
Надрывно вместе плача,
И понял я,
о чём звенят,
Что стон их долгий значит.
Я в думе горестной своей
Таил печаль и жалость,
Что хлебных на Руси полей
Почти что не осталось.
А журавлям и ночь и день,
Болотных топей глуше,
Безлюдье сёл и деревень
Терзало птичьи души.
Вот и рыдали над земным,
Родимым пепелищем, —
Российским, нашенским, таким
Безрадостным и нищим.

Мы браним тебя чуть ли не матом…

Мы браним тебя чуть ли не матом,
Что ты в рабской живёшь нищете.
Ну, а ты не живёшь – ты распята,
Как разбойник на смертном кресте.
В удивительных водах крещенья,
Что и вправду сама чистота,
Избрала ты святое служенье
Незапятнанной правде Христа.
Долго к жизни в Христе привыкала,
Груз языческих пут волоча.
И уж камнем незыблемым стала,
Но в вольтеровский век потеряла
Остроту неземного меча.
И, сам меч потеряв напоследок,
Ты тропинкой Иуды пошла.
Тот за тридцать еврейских монеток,
Ты бесплатно Христа предала.
И однако не все россияне
Покорились ударам хлыста!
Звёзды тысяч имён воссияли
За великую правду Христа.
Конвоиры кричали: «А ну-ка
Сбросьте крестики! Будет наука
Остальным с вашей лёгкой руки».
Вы в ответ им: «Да нет, большаки,
Ни к чему нам иудова мука.
Лучше сразу стреляйте, братки».
Но другие, не ведая сраму,
Принимали как должный удел —
Что взрывали часовни и храмы
И вели христиан на расстрел.
Широко шла Россия, да тесно
Вышла к подлости и нищете.
Дал Господь ей последнее место —
На кровавом голгофском кресте.
На кресте векового безверья,
На кресте векового вранья,
На столетнем кресте лицемерья —
Под нависшею тьмой воронья.
И летят сквозь потёмки и стылость
Пустобрёхов кремлёвских слова,
Что Россия уже возродилась,
А Россия – почти что мертва.
Гей, Россия! За прошлые бденья,
За остаток растраченных сил
Испроси у Владыки прощенья,
Воскресенья нам всем испроси!
Может, ради нездешнего света
На последней туманной черте
За раскаянье честное это
Он простит нас на смертном кресте.
14.04.12 г., день,
накануне Пасхи Христовой

К Любви! К Христу! – почти кричу…

Памяти Михаила Анищенко

– К Любви! К Христу! – почти кричу. —
Иначе ты умрёшь, эпоха!
Но отвечает: – Не хочу.
И с Вельзевулом мне неплохо.

Жить без Бога – это значит то же…