Может, просто, неведомые мне механизмы бессмертной любви все-таки оставляют вампиров такими же ранимыми и жаждущими сказки, как люди. Сказал же мне как-то ее рыжий приятель Серхио, что живой мертвец не может разлюбить, потому что не может ИЗМЕНИТЬСЯ. Их любовь – навсегда.
Я не знаю, как мне удалось убедить ее, что нам надо быть вместе, не загадывать на будущее, и пусть все будет как будет. Но убедил. И теперь мне самому нехило было бы осознать, во что я ввязался. Чего добился. За что боролся, на то и напоролся, верно? Ну вот я пока не очень знаю, на что напоролся. Я так был сосредоточен на достижении цели, что думать было некогда.
Сейчас, когда она спит на моем плече, я могу и подумать.
Какой странный, бешеный у нас вчера получился вечер! Сначала я нашел ее в застывшем в пелене тумана Кенсингтонском саду. И сердце мое перевернулось, когда я увидел, как она тоскует – и как решительно настроена меня оттолкнуть. Она плакала. Целовала меня. Пыталась отговорить. Но я знал – видел по ее глазам: не сможет. Не отговорит. Не оттолкнет. Потому, что сама сдалась.
Может, она просто действительно любит меня.
Она сделала последнее усилие, когда объяснила мне, что именно я потеряю, любя, как она выражается, «женщину, которая не может подарить жизнь». До того, как Этьен погубил ее, Марина была счастливой матерью двоих малышей. Они выросли, у них тоже родились дети и внуки, а потом и правнуки, и так далее. Теперь у Марины десятки потомков по всему свету, и она следит за ними – помогает им иногда. Она показала мне одну из своих подопечных – девочку-подростка по имени Энни, нормальную лондонскую дурочку-школьницу, разве только почему-то похожую на Марину до неправдоподобия. И объяснила: такая вот Энни, и ей подобные – то, чего никогда не будет у меня, если я стану жить с ней.
Дети. Марина переживает, что я покину сей мир, не оставив потомства.
И нет никакого способа объяснить моей бедной вампирше, для которой вопросы материнства и детства важны, что я… мужик. Ну то есть я не испытываю, как некоторые, панического страха перед перспективой стать когда-нибудь отцом. Но точно не сижу ночами, мечтая услышать топот маленьких ножек. Мне это в принципе фиолетово, и уж точно не заставит отказаться от любви к ней.
Может, у меня винтов в голове недостает. Может, это просто нормальная мужская реакция. Женщина, которую я люблю, для меня важнее каких-то абстрактных упущенных возможностей. И это, по-моему, довольно просто понять.
Так что, возможно, я и не прав, когда думаю, что у нас с Мариной «все сложно». Не так уж и сложно, получается. Есть некая система ценностей, и в этой системе есть приоритеты. Мой приоритет – она. Быть с ней. Эгоистично? Может быть, не спорю. Марина говорит, что эгоизм – преимущественно вампирское качество. Ну если так, то я пока что веду себя гораздо более по-вампирски, чем она. Она-то идет, так сказать, тропой бескорыстной любви.
Не хочу я, честно говоря, тратить свои силы и время на размышления: кто из нас более безумен или эгоистичен, кто чем жертвует, кто больше приобретает. За последний год своей жизни я узнал много важного. Что любовь существует, например, – между прочим в ЭТО поверить было не легче, чем в вампиров. Как пел нам старый добрый Джордж Майкл, «When you find a love, when you know that it exists…» Когда ты находишь любовь, узнаешь, что она бывает, и что она случилась с тобой… Это меняет тебя. Навсегда. По-моему, это круче обращения. И я думал, конечно, о том, что в моей любви к Марине есть что-то ненормальное – что я заворожен ею, околдован, как герой другой странной песни… Что я иду вдоль по улице за своей Метелицей, женщиной с бледным холодным лицом, от которой не могу оторваться. Я звал ее когда-то, в самом начале нашей любви, Снегурочкой – я знал, что у нее холодные руки, и все мечтал проверить, вся ли она так же холодна. Я узнал. Да, у нее холодная кожа. И очень горячее, очень живое сердце – странно даже, как это она не тает. И ровно потому, что я знаю, какое живое у нее сердце и какие теплые слезы, мне и кажутся такими смешными ее разговоры о том, что она типа «мертвая женщина». Глупая она у меня, хотя ей и двести с хвостиком.
