Наблюдения - страница 9

Фразами наподобие «все врут» говорящий лишь даёт знать остальным, что он сам лжёт, подпадая под критерий «все» и разоблачая свою суть, поскольку оправдывает ложь, выставляя её чем-то безобидным ввиду её особой популярности. А тебе приятно общаться с человеком, который не преминёт солгать в вашей беседе? Если ты сам такой, то, конечно, не будешь принимать это близко к сердцу: «ворон к ворону летит». Прилежный ученик верен своему учителю, и когда его учитель-дьявол кроется в деталях, то, присмотревшись, можно заметить эти детали. Отличительная особенность коммуникации таких людей – победа всеми возможными средствами, начиная с простой манипуляции словами как излюбленной тактики своего «духовного наставника» (о котором они в большинстве своём даже не подозревают). Ложное обобщение на примере «все врут» – это распространённый софизм, казуистический приём. Если тебе часто попадаются лжецы, то из этого не следует, что все такие. Выходит, когда проявляется твой циничный снобизм, тогда проступаешь наружу истинный ты – слабый и боязливый, потому что капитулируешь перед «все» из-за конформизма, сливаешься в общее болото, где никого не тревожит совесть, где сугубо коллективная ответственность, и то перед болотом [«Ваш отец дьявол… Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи» Ин. 8:44]. В противном случае ты бы не тиражировал словесные уловки, рассчитанные на идиотов, а сказал, например: «пусть многие и врут, но есть и те, кто раскаиваются в этом и меняются, становясь другими» или «не знаю – все ли, так как не могу доказать, что все». Восхищаешься циником – станешь циником, рассеются остатки благородства, добросердечия, честности, не будет уважения, даже среди тех же циников. Подобное соединяется с подобным.

Эра обидчивых наступила тогда, когда взрослых людей стало меньше, чем детей во взрослом обличье. Это горделивые «дети», которые оканчивают школу, получают специальность, исполняют или не исполняют обязанности на трудовом поприще, зачинают, рожают, постоянно бегут от себя, поучая тому, чего не изучали, и в итоге всё равно оказываются в кладбищенской земле. С собой, в холодную чёрную могилу, они затаскивают шлейф, сотканный из переплетённых нитей долгих обид, и поэтому не помещающийся полностью в гроб, и остающийся снаружи в качестве репутации. Но, если ребёнку как таковому несвойственно контролировать чувство обиды, которое происходит из повреждённой природы человеческого естества, то взрослая обида есть не что иное, как настоящий упрёк обижающемуся. Её корень – это не наступившее психическое совершеннолетие, а также характер, заквашенный на высоком самомнении: «Это как так! Мне посмели перечить?! Самому мне! Я же центр всех центров!» Эта личина «Я» представляет то самое семя, что даёт впоследствии уродливые плоды: ненависть, вражда, предательства и убийства. Подобная правда неприятна обидчивому, и тогда на помощь приходит психолог-профессионал, который в соответствии с фиксированной ценой скажет слово лести, чтобы клиент не обиделся и снова вернулся с денежкой за дозой подобострастных речей: «повысьте самооценку, избавьтесь от неуверенности…» А человек остался тем же, поскольку психолог предоставил ещё больший стимул для роста гордыни. Он не говорил об обиде как следствии убеждения, что все и всё должны обиженному, что мир подстроен только под него, будто истина – это он сам, когда смысл жизни не зиждется на поиске и отстаивании того, что есть, того, что представляет объективную правду. Так называемый психолог по глупости или из корыстных соображений не рассказал о причине несчастья клиента – искажённом миропонимании: «Чему быть истиной, определяю я; правда – это то, что я хочу называть правдой (плевать мне на правду по сути своей). Не погнушаюсь ни клеветой, ни ложью, ни лжесвидетельством, но буду упорно отстаивать моё, пусть гнусное, пусть наглое, пусть пустое, пусть грязное, пусть уродливое, но моё, потому что я – большая претензия вселенной» [«Бог противится гордецам, а кротким дарует милость» Иак. 4:6].