Достигнув пригорка, того самого, где, по словам Тулуша укрывались недавно беглецы, Мухтар вдруг зачихал. Затряс мордой и стал лапой водить по носу, будто хотел его почесать.
Я оттянул его в сторону с тропы:
– Что случилось? Ты чего? Пыльцы нанюхался? Август месяц так-то, нет уже, вроде, пыльцы.
– Махорка, – проговорил Тулуш, он как пес встал на четвереньки и стал обнюхивать траву почище Мухтара. – Увидели собаку, табак посыпали. След сбить… Махорка нельзя нюхать.
Я где-то читал, что розыскную собаку табаком со следа не собьешь, но у моего Мухтарчика, судя по всему, очень чувствительное обоняние. И этот табак для него – как красный перец в ноздри. Экспериментировать не буду и проверять на практике – собьешь или не собьешь. Мухтар мой друг, и его здоровье мне дорого. Как, впрочем, и его тонкое обоняние, которое совсем не хочется испортить махоркой.
– Куда они пошли? – я выпрямился, обращаясь к Тулушу.
Тот пригнулся еще ближе к почве. Зачем-то прильнул к ней ухом, будто разговаривал с матушкой Землей. Замер, а потом резко встал и махнул рукой куда-то в сторону.
– Река там. Туда они идти.
– Ты уверен? – недоверчиво переспросила Вера. – Откуда знаешь?
– Тулуш много зверя выследил. Человек тоже зверь. Самый сильный и страшный.
Произнес он это с таким серьезным и глубокомысленным видом, что Вера поежилась, а я тоже ощутил неприятные мурашки на спине. Никто из нас и не подумал спорить. Дело принимало опасный оборот. Зэки теперь знают, что мы за ними идем, и могут подготовиться или устроить засаду.
– Вернись назад, – сказал я Вере. – Видишь, мы не догнали их сразу, а значит, это не дохлые мужички с подорванным здоровьем, как можно было рассчитывать. Судя по всему, крепкие и опасные преступники. Вернись, пока не поздно.
– Ой, Морозов, ты издеваешься? Как я дорогу найду одна в лесу? Я же заблужусь.
Вот чёрт. Однако вслух я ругаться не стал, только коротко пояснил:
– Иди в ту сторону и держись этой тропки. А там покричишь, тебя услышат.
– Нет уж, лучше я с вами пойду, – замотала головой Вера.
Она упрямо смотрела не назад, пытаясь вспомнить пройденный нами путь, а туда, куда показал Тулуш. И мне что-то подсказывало, что дорогу она прекрасно запомнила, и это лишь отговорка.
Но проверить никак нельзя. Что ж… Буду ее прикрывать, если что. Я нащупал наган за поясным ремнем. Рифленые щечки его рукояти приятно и обнадеживающе коснулись ладони.
Добравшись до реки, я первым делом промыл Мухтару нос – надо, чтобы у него нюх ожил после махорки. Конечно, манипуляции были не слишком приятные для друга. Я взял двумя пальцами морду крепко около носа, задрал ее кверху и потихоньку вливал в обе ноздри водички из пригоршни.
– Терпи, братец, терпи, – приговаривал я. – Надо полечиться, так сказать.
Мухтар понимающе терпел, только лапами на месте переминался от досады. А когда я его отпустил, затряс головой и от души прочихался. Ну прямо как человек. Только ушами щелкал, когда башкой крутил после каждого чиха. Вот так человеки не могут.
Ну все… В умных книжках по кинологии написано, что минут через пятнадцать-двадцать нюх в норму придет, это я запомнил. А пока мы продолжали путь.
Еще часа два мы продирались через лес, следуя уже вдоль реки. Я пожалел, что не взял карту местности, но такие вещи на гулянку обычно не берут. Но я знал, что где-то впереди есть деревня Мохово.
Тулуш шел по следу вместо Мухтара, только ориентировался не на запах, а на невидимую обычному глазу примятую траву, сбитые листочки и прочие только ему известные лесные признаки.
