— Теперь и волосы намокли, — буркнула она, уставившись в воду перед собой.
«Мать наша, Кадру. Совсем потерял голову», — разозлился я на себя. И начал рыться в шкафчиках над раковиной в поисках того, чем можно было бы собрать волосы.
Найдя непонятные длинные зажимы, протянул пташке.
— Годится? Я отправлю в сушку твою одежду. Оставлю здесь свою чистую рубашку. Будь благоразумной, позови меня, когда будешь готова. Запасных носков и обуви, как ты понимаешь, у меня нет, — ухмыльнулся я. — Поэтому я сам отнесу тебя к очагу. Или снова придется греться. Только в таком случае я буду рядом все время. Понятно, птичка? — коварно шепнул я ей, наклонившись к уху.
Дождавшись молчаливого кивка, отправился на кухню. Готовить завтрак строптивой птахе. И себе. Стараясь не вспоминать микроскопические синие трусики и розовые торчащие от холода соски, хорошо видневшиеся под темным кружевом. По которым мне захотелось пройтись языком. Прямо так. Не снимая белья.
«Не сильно рьяно ты распустил слюни, шайрас?» — одернул я себя.
Я ничего подобного не планировал. Дерзкая птаха сама нарвалась.
Сосредоточился на завтраке… И старательно двадцать минут занимался приготовлением еды, после того как собрал с пола испорченную еду с разбитой тарелкой, убедившись, что нигде не осталось осколков. Пока меня не окликнул звонкий голосок, давая знать, что пора нести строптивую дамочку к очагу.
В ванной меня ждал насупленный розовый воробушек. Прогрелась. И оделась. Рукава закатала, а подол рубашки не доходил до колена всего на пару ладоней. В кулачке девчонка держала свое белье. Не смог сдержать улыбки, за что был награжден суровым взглядом.
— Не злись, птичка, и не бойся. Я никогда не обижу тебя. Но вряд ли простуда входит в твои планы, — урезонивал ее я, и усадив в кресло, закутал ее стройные обнаженные ноги в плед.
Протянул птахе тарелку с едой. Богатой фантазией по части кулинарии не обладал, поэтому снова приготовил колбаски, хлеб с сыром и отварил яйца. Эти продукты здесь имелись в достатке.
— Как тебя зовут? — спросил я ее.
Та насмешливо подняла темную бровь:
— Я уже думала, ты никогда не поинтересуешься, шайрас! Мое имя Аделин.
— Красивое! И тебе очень подходит, птичка, — сказал ей, что думаю я.
— А ты? Не вспомнил, как зовут тебя? — с живым участием спросила та.
И я решил поделиться. Так будет честно.
— Не уверен. Но мне кажется, что меня зовут Ссашшин.
9. ГЛАВА 8. ВИТОК
Двадцать два.
Столько лет оказалось моей спасительнице. Озвученный птичкой факт вынудил меня притормозить в своих аппетитах на эту девушку, так резко проклюнувшихся во мне. Я видел, что она молода, но манера командовать и ее уверенность вводили в заблуждение.
«А сколько для тебя приемлемо, шайрас?» — усмехнулся я про себя.
Когда одежда девчонки высохла и она оделась, мы продолжили греться у очага. Мне было так спокойно и уютно с ней в этом доме. Не знаю, был ли я одинок в той, другой жизни, наверно да. Ощущения, когда я оставался один, были такими привычными. Но рядом с птахой я встряхивался. Сухая цель найти дом и вспомнить себя обрастала разными желаниями: разговаривать, вкусно есть, строить планы. Жить, а не выживать. И до зуда в ладонях и клыках, я хотел заполучить девчонку, сидящую передо мной.
Ее разморило от еды и тепла. И, похоже, она никуда не спешила сегодня.
— Твой отец знает, где ты проводишь время? Не теряет тебя, когда подолгу пропадаешь здесь? — задал я интересующий меня вопрос.
