28 октября 1941 года Тоцке вызвали на допрос. Сотрудники тайной полиции записали порядка ради каждое слово. Тоцке подтвердила, что осведомлена о том, что «если буду снова замечена с евреями, то меня отправят в концентрационный лагерь». Все же она не оборвала отношений со своими друзьями и снова пришла в гестапо – отчитываться. Вместе с приятелем она попыталась пересечь швейцарскую границу, но сотрудники швейцарской таможни передали обоих немецким властям. В ходе долгого допроса, устроенного в Юго-Западной Германии, Ильза-Соня сказала: «Лично я нахожу Нюрнбергские расовые законы и нацистский антисемитизм абсолютно неприемлемыми. Считаю недопустимым само существование такого государства, как Германия, больше не хочу жить в этой стране». В конце концов, после еще одного, не менее продолжительного допроса в Вюрцбурге Тоцке выслали в женский концентрационный лагерь в Равенсбрюке, и мы так и не обнаружили никаких свидетельств о ее освобождении. Смелость стоила жизни.
Мы решили продолжить изучение этого дела и найти живых свидетелей и обвинителей Тоцке. В конечном счете нам удалось встретиться с Марией Краузе, которая жила вместе со своими родителями менее чем в сотне метров от дома Тоцке. Ко дню беседы ей было семьдесят шесть лет, и внешне г-жа Краузе ничем не отличалась от остальных уважаемых престарелых дам, гуляющих по Вюрцбургу, превратившемуся в прекрасный, почтенный город. Но в деле Тоцке мы обнаружили донос от 29 июля 1940 года, подписанный двадцатилетней Марией Краузе. В комментарии к нему написано следующее: «Мария Терезия Краузе родилась 19 мая 1920 г.; явилась утром в тайную государственную полицию». В беседе с этой женщиной мы процитировали ее заявление, в котором среди прочего говорилось: «Ильза-Соня Тоцке живет по соседству с нами, в собственном домике. Я обратила внимание на вышеназванную особу потому, что она походит на еврейку… Следует отметить: госпожа Тоцке никогда не отвечает на нацистское приветствие «Хайль Гитлер!». Из разговоров явствует, что г-жа Тоцке враждебно относится к Германии, сочувствует Франции и евреям. Кроме того, она рассказала мне, что немецкая армия вооружена гораздо хуже французской… Время от времени к ней приходит одна женщина, лет тридцати шести, похожая на еврейку… Думаю, госпожа Тоцке ведет себя подозрительно. Думаю, она принимает участие в подрывной деятельности». Под заявлением значится подпись – Рези Краузе. Мы спросили фрау Краузе, ей ли принадлежит эта подпись. Она подтвердила, что это действительно ее подпись, но сказала, что не понимает, откуда взялось это заявление. Она отрицала, что когда-либо писала такое донесение, настаивая на том, что не припомнит, чтобы ей доводилось когда-нибудь бывать в гестапо. «Не знаю, – недоумевает она. – Адрес точен. И подпись – моя. Но откуда взялась эта бумага, понятия не имею». Сегодня мы не можем с уверенностью сказать, имеет ли амнезия Рези Краузе под собой какие-либо медицинские основания или же представляет собой вполне понятный дипломатический ход. Конечно же в наши дни едва ли найдется человек, который захочет сознаться в том, что донес на соседа в гестапо. Но в конце нашего короткого разговора она отпускает многозначительное замечание: «Разговаривала сегодня с подругой, и она сказала: “Боже милостивый! Только подумать, что кто-то поднял дела полувековой давности”. Поверьте, я никого не убивала. Я не хотела никого убивать».
