«Дружище, – пишет Лохматый, – а если я не один приду?»
«А с кем это?» – удивляется Андерсен.
«С ангелами» – как-то размыто и чересчур пафосно отвечает Лох.
Андерсену ничего не остаётся, как разрешить приводить хоть ангелов, хоть чертей. Может быть, утешает себя парень, с ними сподручней будет, компания веселей окажется, да и процесс пойдёт плодотворней.
«Ну, тогда и меня ждите» – заинтересовывается Дали. Не может же он пропустить снисхождение крылатых невинных божков.
Как-то не сговариваясь, Мэрилин и Лох, словно подобранные с улицы котята без ушей, хором приживаются у Купидона. Мэрилин больше не находит сил на хождение по кабакам, да и Лоха всё сильнее изматывают постоянные поиски денег и визиты к счастьедиллеру. Купидон же не умеет отказывать и всегда одаривает гостей сахарными улыбками и сладкими словечками вроде «пупсик», «малыш» или «детка». Правда, ему приходится купить весы и выделить подросткам свою кровать. К счастью, оба такими худые, что с лёгкостью уместились бы на одной полке в поезде. Самому Купидону приятно ухаживать за своими «детками», ему нравится заботиться о них и видеть себя в роли щедрого папочки.
Постепенно у них складывается своя рутина, свои ритуалы и традиции. Утро не может обойтись без взвешивания и слёз Мэрилин, приёмы пищи оборачиваются скандалами и долгими уговорами, уборка полностью ложится на плечи Купидона, и потому в квартире царит постоянный бардак. Раз в неделю троица выбирается в магазин за продуктами и новыми платьями для их глупой блондинки. Вся женская одежда смотрится на ней безобразно, но Мэрилин настойчиво скупает изящные костюмы, расшитые пайетками. Не обходит она и шляпки с загадочной вуалью, бесконечно выбирает новый блеск для губ, подчёркивающий её хрупкость и нежность.
– Мне нужен блестящий светло-розовой, – нараспев говорит она и пропадает в лабиринте ароматов и витрин.
Лох бледной тенью шатается за Купидоном, чуть ли не поклоняется ему и суетливо изливает благодарности, когда получает чистые стрелы и, тем более, чистый порошок.
– Спасибо, друг, – мямлит он своим тихим тающим голосом, – спасибо, – повторяет он и уединяется, где придётся.
Лохматый не может представить лучшего расклада и живёт только моментами дивных просветлений. Всё остальное время он эти моменты ждёт. Несколько раз на дню он парит, качается в облаках, поедает их, словно сладкую вату, катается на единорогах и смотрит на медведей в цирке. На слонов на фонтане. Завороженно глядит на брусничного цвета кровь, завороженно выдавливает свои угревые гейзеры, зависая перед зеркалом, и также завороженно раскачивается в объятиях любви. Часто Лох чешется и, если Купидон задерживается, начинает нудить и требовать Мэрилин, чтобы она отдала то, что своровала.
– Пожалуйста, Мэри, верни мне сахарок, – просит он, – он же калориен. Зачем тебе калории? – ласково бормочет Лохматый, гладя девушку по спине и по ногам-иголочкам, надеясь нащупать заначку. Или, по крайней мере, подкупить её лаской, но девушка только непонимающе хлопает накрашенными веками, словно крыльями яркой бабочки.
Жизнь в доме Купидона оказывается не такой уж и плохой. Единственное, что раздражает, так это его постоянные нотации в духе «советов от бабушки» а-ля:
«Детка, не занимайся самоедством».
Или:
«Детка, будь объективной».
Или:
«Детка, будь разумной».
Или:
«Детка, будь».
