Ближе к полуночи я устроила перерыв. Всё, что могло быть важного, уже случилось, и по факту – моя работа окончена. Можно вообще уйти в машину и стянуть наконец-то эти туфли. Но я из солидарности к писателю всё равно делала вид, что работаю в поте лица.
Не успела я втянуть летний городской воздух, как по ступенькам сбежал Вася, на ходу бросая:
– Валим, валим!
Похвалите меня, я не стала уточнять «кого именно», а просто засеменила следом. Мужчина оглядывался, словно переживал, что нас могут догнать и заставить вернуться. Через три метра его нервы не выдержали, и он подхватил меня на руки, потому что передвигаться на каблуках стоило мне моральных сил больше, чем физических. Я взвизгнула, и обхватила шею Васи. Он благодарно улыбнулся: тащить на руках упирающуюся девицу сложнее, чем покорно согласившуюся на этот метод передвижения.
Я расположилась на водительском месте, подвинула кресло, немного подправила зеркала, пристегнула ремень. Вася смотрел за этим выступлением с непередаваемым сомнением.
– Я думал ты более беспечная…
– Да ну, брось. Мир мне не простит, если я угроблю такого писателя как ты в банальной автокатастрофе.
– Сплюнь.
– Я обычно глотаю, – ляпнула, и только потом поняла что именно.
– Похвально,– лукаво и от этого более будоражаще прозвучал бархатный голос с хрипловатыми нотками. А я покраснела. Наверно. Ну, уши точно. – Продемонстрируешь?
Я фыркнула.
– Не сплю с заказчиками.
– Как-будто я тебе спать предлагаю.
– Чтобы ты не предложил – ответ не изменится.
– Противная.
– А ты пьян.
– Это просто ты голодная, поэтому злая. Поехали знаешь куда…
Мы приехали в парк. Прошли через запасные ворота, от которых пару шагов до моста влюблённых. Полюбовались ночной рекой и, заприметив беседку, устроили ночной пикник. Некоторые рестораны работаю на вынос после полуночи.
– О чём ты говорил с компаньоном? – вытащила круассан из пакета и вгрызлась в него зубами, поэтому у писателя было время подробно рассказать мне всё.
– Он прочитал мой сборник…
Нет, походу из него всё надо вытягивать клещами.
– Ты написал новую книгу?
– Нет, это старая работа, просто не опубликованная нигде.
– И что он сказал? – я потянулась за стаканчиком с кофе и чуть не заляпала платье соусом из круассана.
– Если бы не знал, что это написал ты, подумал бы, что невероятно талантливый автор поработал.
– Как-то он тебя обесценивает, не находишь?
– Нет, ему в принципе не нравится, что я пишу. И вообще, что пишу, когда мог бы делать деньги на издательстве, а то романы отнимают много времени.
– Почему так? Ты же талантливый, неужели это так долго – написать книгу?
– Долго,– он отпил из своего стакана горьковатый напиток и добавил. – Слово изменилось…
– Поясни.
– Оно стало более слабым. Вот как раньше – бьёшь в кнопки на старой машинке, а сейчас – только прикасаешься пальцами к экрану, и оно появляется. Так и метафоричное слово поменялось. Нам недостаточно высокопарности из «люблю – ненавижу». Нужны новые, более хрупкие конструкции, такие как, например, шелест ее волос, мутная синева сумерек в морозную стужу. Нам надо объяснить все эти чувства другим языком для другого мира, в реалиях которого потерялась возвышенность. А самое смешное, что сейчас никто не чувствует просто любовь. Всех надо научить этому.
– Как давно ты перестал писать? – задаю неудобный вопрос, потому что догадываюсь, что издание старого – это не то, чего бы хотел писатель.
