Мягкая проселочная дорога вывела Кларка в прибрежные сады. Миновав их, он поехал по зеленой дамбе вдоль Тиссы, с любопытством вглядываясь в тот, венгерский, берег. Там, у колодца, стояла группа женщин в разноцветных одеждах. Это был колодец, мимо которого Кларк проходил в ту страшную туманную ночь. Рыбаки растягивали на кольях большую сеть. Красноколесный трактор, вертясь почти на одном месте, распахивал неудобную ложбинку – ту самую, где лежал Кларк, пробираясь к Тиссе.
– Гражданин, остановитесь!
Из-за кустов вышли два пограничника: старшина (это был Смолярчук) и рядовой. Кларк резко затормозил и соскочил на землю. Балагуря, он достал документы.
– Вас, конечно, товарищи, интересует не моя личность, а мои бумаги. Будь ласка. Вот военный билет, вот пропуск в пограничную зону.
Старшина долго и внимательно изучал документы.
– Куда вы направляетесь? – спросил наконец он, перелистывая странички военного билета.
– А вот сюда, в колхоз «Заря над Тиссой», на Гоголевскую, дом номер 92, к Терезии Симак. Не слыхали про такую добру дивчину?
Смолярчук не ответил, продолжая изучать документы. Все они были в полном порядке, однако он не торопился отпускать демобилизованного старшину. Кларк терпеливо ждал.
– Может быть, вам что-нибудь непонятно? – мягко улыбаясь, спросил он, когда медлительность пограничника стала невыносимой.
Смолярчук опять не ответил, подумал: «Почему он нервничает?» И еще внимательнее продолжал просматривать военный билет.
– Ну и служба у вас, зеленые шапки, – насмешливо проговорил Кларк. – Если даже с родной мамой встретишься, не верь, что она твоя мама, пока не удостоверит свою личность. – Он достал кисет с махоркой, свернул толстую цигарку. – Курите! Не желаете? Воля ваша. Слухай, хлопцы, – потеряв терпение, воскликнул он, – прошу зря не задерживать парубка, не сокращать его счастья.
По всем самым тонким расчетам Кларка, он должен был сказать то, что сказал. Пусть пограничники почувствуют, что он с ними на одной ноге, что он абсолютно независим.
– Про какое вы счастье говорите? – спросил пограничник, поднимая глаза на Белограя. Он еще раз осмотрел его с ног до головы, особое внимание уделил новым, армейского образца, сапогам.
– Да про то самое, о каком в песнях поется, – Белограй раскрыл бумажник, достал из него цветную журнальную фотографию Терезии, наклеенную на картон с золотым обрезом. – Вот, смотрите. Разве это не счастье?
Смолярчук ничего ему не ответил и вернул документы.
Белограй на прощанье протянул руку пограничнику и попытался заглянуть ему в душу, узнать, чем было вызвано его пристальное внимание к безукоризненным документам. Лицо старшины не выражало никакого беспокойства. «Все в порядке!» – решил Кларк.
Он окончательно успокоился, когда Смолярчук довольно дружелюбно ответил на его рукопожатие и даже улыбнулся.
Кларк спустился с дамбы на тропинку, ведущую в село, и через несколько минут был на Гоголевской, перед трехоконным домом номер 92, густо оплетенным зеленью.
Он нарочито загремел железной скобой калитки в надежде, что будет услышан. Так же шумно взбежал он на крылечко, загремел черной дверной скобой.
– Разрешите войти!
В открытом окне показалась Терезия – голова в венце русых кос, в одной руке синее шелковое платье, в другой – утюг. На свежих щеках девушки пылал яркий румянец, а глаза с удивлением, с любопытством смотрели на нежданного и негаданного гостя.
