Над вечным покоем - страница 24

Дойдя до двери, Марков приготовился постучать в такт завываниям старух, как вдруг на пороге показался Карабин. Марков не ожидал встретиться с начальником ополчения в узком проходе. Главный караульный, что носил густые рыжие усы, стекающие до шеи, показался на удивление взволнованным. Его привычный неподвижный взгляд бегал как у кролика. Лицо пятидесятилетнего мужчины покрылось багровым оттенком, словно Карабин провел сегодняшнюю лютую ночь на морозе. Усатый не заметил Маркова, на бегу чуть не врезался в стену и, погруженный в тревожные мысли, покинул лекарню.

Что это с ним?

Оказавшись внутри, Марков напоролся взглядом на Волчка – так звала Юлька своего помощника. Молодого человека взяли в подмастерья не так давно. Паренек рос сиротой, но вся деревня о нем заботилась как о родном. Юноша был красив, курнос, а волосы вились кудрями до плеч. Бобриха попросила (или вежливо настояла), чтобы лекарша взяла парня себе в помощь, дабы тот не слонялся без дела. Волчок схватывал все на лету, умел быстро носиться, успевая при этом делать сотни всевозможных дел, порученных доктором. И не было б юноше цены, если бы вверенная работа не походила на бесполезную суету. Когда лекарша кричала на Волчка, у парня будто выдувало мозги. Он ронял инструмент, тряс руками, иной раз падал в обморок посреди операции. После тяжелого дня постоянно забывал смыть кровь с пола или запереть кабинет на ночь. Да, он был безалаберным, но Юлька видела в парне дремавшие способности и надеялась их пробудить, понимая, что приемника из красавца придется растить ой как долго.

В кабинете ослепительная белизна, как всегда, с непривычки резала глаза. Юлина лекарня не походила ни на что в Речном. Не зря Прокопий называл свое рабочее место храмом выздоровления – внутри поддерживался строгий порядок, а светло было настолько, что можно увидеть пылинку на белой ткани. Прокопий в свое время выклянчил у Совкома большие окна, изготовленные на заказ в Шахтах, белую плитку для пола и стен, а также множество непонятных инструментов и оборудования. Благодаря стараниям покойного батюшки в вылизанном до блеска кабинете даже умирающий начинал верить в скорое излечение (хотя, это заслуга скорее лекаря, чем обстановки, ибо неподготовленному кабинет с первого взгляда казался пыточной). В центре помещения стояла большая кушетка, и она не пустовала. На ней, с тоской на моське, сидел Сенька – караульный, стороживший Речное под руководством Карабина. Его щеки и нос тоже сияли багром.

– Показывай, что у тебя там! – Юлька смотрела на Сеньку пытливым взглядом. – Давай, я говорю!

Марков посмотрел на Юльку. Лицо девушки выражало сожаление вперемешку с нетерпением. Ее темные брови нахмурились, а лоб, прежде гладкий, покрылся глубокими морщинами. Вид Юли смутил не только Сеньку, но и Волчка, переставшего мыть инструменты в тазу и повернувшего курчавую голову в сторону немой сцены. Никто не знал, что случилось с пареньком, а Сенька продолжал томить, не решаясь открыть печальную истину. Похоже, он и сам понимал, что дело дрянь. В кабинете повисла тишина, лишь кушетка едва поскрипывала в такт нервному подергиванию ноги молодого караульного. Марков решил, что зря пришел.

Покажу руку вечером.

– Ну же! – сказала Юлька более строгим голосом. – Я не могу ждать вечно! Мне еще этих старух нюхать. Живее! А ты, Волчок, мой давай!

После грозных слов в тазу вновь забулькала вода и залязгали инструменты.