– Что молчишь? Слуха лишилась или дара речи?..
Стул лязгнул по полу. Броситься наутек или остаться было для Нади одинаково плохим решением. Ноги ее застыли, как у статуи.
Алан приблизился и, взяв за подбородок, насильно повернул к себе ее лицо.
– Давно к тебе эта мысль присосалась?.. Почему в глаза не смотришь?
Пуститься в отрицание? Смело подтвердить сказанное? Слова бессмысленны перед этим убийцей душ: в таком звании она после сказанного им не сомневалась, и она сама дала ему в руки все ключи и козыри.
Надя выбрала молчание. Взглянула на него и снова отвела взор.
Алан так и остался стоять, больше ни о чем не спрашивая, и рука его была забыта на ее подбородке. Телом Нади внезапно овладела слабость, в голове все поплыло, и она тихонько издала вздох, нарушивший тишину.
– Ну все, успокоилась?.. Иди ко мне, – его тон смягчился, но едва ли она хотела сейчас его объятий.
Алан притянул к себе и почувствовал, как вяло воспротивилось ее тело.
– Брось. Я не хотел тебя обидеть.
– Нет, ты хотел… – возразила Надя. Невысказанные, невыплаканные слезы шумели у нее в висках; ничего не имело уже значения.
– Ладно, хотел. Разве ты еще не привыкла ко мне?..
Из его голоса ушла вся злоба, будто просветление настало. Он подхватил ее на руки, в который раз словно унося из одного мира в другой. В нем самом было раздвоение, словно уживались разные личности: к одной ее тянуло, да и не могло не тянуть, а другая просто уничтожала.
Он донес ее до стола и усадил у себя на коленях, у лица ее оказался стакан, от которого она не имела права отказаться. Спиртное должно было усмирить дрожь, предательски поползшую по всему ее телу, но увы… Откуда взялась эта реакция?.. Она почти никогда не плакала, но озноб выдавал все ее эмоции.
– Успокойся, все хорошо. Да не трясись ты… Тебе нечего боятся. Не со мной. Что ты там говорила? Хотела чего-то? – слова текли спокойные, ладони бережно лежали на талии. – Чего именно, скажи. Я сделаю.
– Ничего…
– Перестань. Хотела же?.. Я сделаю.
Алан курил, лежа на подушке, за весь ад, вместе взятый. А у Нади слезились от дыма глаза, и ей хотелось накрыться еще двумя одеялами с головой.
– Мне просто интересно: как ты дошла до этого? – спросил он.
Надя помолчала:
– Если ты решил распять меня, то прошу: лучше добей одним ударом. И я пойду переживать это к себе домой. Подышу заодно.
– А, дым, – он рассеял его движением руки, и воздух стал свежим, как в горах. – И все-таки?.. Ты не похожа на ту, что принимает опрометчивые решения.
– Я понятия не имею. И это не решение… Ты не должен был ни о чем знать. Я не хотела. И уж тем более не имела права выговаривать тебе за что-то… Это просто абсурдно.
После паузы она добавила:
– Предлагаю прекратить эти странные отношения, они и так затянулись.
– Может, странных я и искал, тебе такое в голову не приходило?.. – она не отзывалась. – С меня сил не убудет.
Он наконец-то затушил сигарету и полез под одеяло.
– Прости… У меня не было никакого морального права. Я ненавижу себя за то, что случилось сегодня.
– А я тебя нет. Хорош на сегодня мозгоправства и самобичевания. Спокойной ночи, – Алан повернулся на другой бок. А ее мысли остались тлеть на маленьком кусочке простыни.
Осознав, что любит – а как ангел, не потерявший еще до конца своей сущности, она не могла не узнать этого чувства, – Надя действительно дала себе зарок не выдавать своего секрета ни за что на свете. Утром того дня, в который его нарушила.
