Надлежащий подход - страница 5

Я покрепче закутался в одеяло и возблагодарил небо и Регину за многослойные одежды. Женская роль разом показалась не такой уж и плохой.

Хаоситы, Равновесие, женщины, которые участвовали в расстреле наравне с мужчинами… Это явно была какая-то не такая Россия. И этим людям нельзя было видеть меня голым. Ни в коем случае.

Пока аборигены закидывали расстрелянных в пещеру, меня подвели к мужчине с эспаньолкой. Одежда на нем оказалась не черно-желтой, а сине-желтой, с тем же рисунком весов на всю грудь. Просто запыленной и довольно-таки грязной. Судя по состоянию волос и непередаваемому амбре застарелого пота, главный не мылся по меньшей мере неделю, а эспаньолка явно нуждалась в бритве. Ему доложили обо мне, и мужчина с любопытством повернулся.

Лицо у него было усталым и слишком добрым для того, кто без колебаний, суда и следствия приговорил к расстрелу трёх человек. Он смотрел прямо, открыто скользил взглядом по узорам и вышивке ханьфу, по моему лицу. В глубине глаз – цветом точь-в-точь как море за моей спиной – мерцали смешинки. В бровях и складке рта пряталось что-то наивное, присущее либо детям, либо глупцам. Богатырская стать придавала ему сходство с огромным добродушным псом. Как обманчива бывает внешность… Если бы я самолично не видел, как он отдавал приказ, в жизни бы не поверил, что этот человек способен убить.

– Вот уж диковинка так диковинка, – удивленно сказал он, глядя на меня сверху вниз. – Маленькая, ладная, словно кукла. Черноокая, чернобровая, ручки белые, мягкие. Где такие красавицы живут?

У него сделался вид самца, узревшего самку. Разве что павлиний хвост за спиной не раскрылся. Я сделал вид, что глух и слеп. Мужчину не смутило моё безразличие и явное незнание языка. Он с учтивой улыбкой приложил руку к груди и сказал:

– Арант Асеневич.

Я повторил с дичайшим корейским акцентом, слив два слова в одно. Собеседник мотнул головой и раздельно произнес:

– А-ра-н-т.

– Арант, – откликнулся я эхом.

– А-се-не-вич.

– Асеневич. Арант Асеневич, – я повторил несколько раз, добиваясь чистого звучания, и, в конце концов, главный довольно кивнул.

– Арант Асеневич, – он приложил ладонь к своей груди и с вопросом в глазах протянул руку ко мне.

Я быстро шагнул назад, чтобы он не дотянулся, и с невозмутимым видом согнулся в поклоне. Назваться Лу Тан? Нет, забуду и не отреагирую. Лучше пусть будет мой корейский псевдоним из айдоловского прошлого. Для незнающих непонятно, женский он или мужской.

– Лим Тэхон.

Арант – вот уж странное имя для русского человека, даже альтернативного – опустил руку, спокойно приняв нежелание прикосновений, и повторил. Я из вредности твердил имя до тех пор, пока не добился правильного звучания.

– Вот и познакомились, – подытожил Арант наконец.

Ветер с каждой минутой дул сильнее, и в мокром ханьфу становилось всё холоднее. Я поплотнее завернулся в одеяло, покрепче ухватил чемодан, и люди засуетились.

Меня подвели к повозке. На козлах скучал двухметровый седой мужик с лохматой бородой. Он притопывал потрепанными сапогами и кутался в выцветшую, явно самодельную куртку. Повозка же была элементарная: деревянная, сколоченная из кое-как обтесанных досок, накрытая куском тяжелой, явно натуральной ткани. Свет сочился сквозь неё, позволяя рассмотреть структуру чуть ли не до ниток. Внутри повозки даже скамеек не стояло, только узлы.

Мне вручили хлопчатобумажное полотенце вместо промокшего одеяла. Женщины хотели помочь, но я бескомпромиссно показал им на выход и, старательно опустив за ними ткань, открыл чемодан. В предложенной одежде я бы утонул, да и грубый материал не вдохновлял. Так что не оставалось ничего другого, как воспользоваться прихваченными костюмами. Сумерек, которые воцарились в повозке, хватило, чтобы не запутаться и всё рассмотреть.