Затем Пристанищем укрытым,
Свещёй, горящею в проём
Двери, чья Ручка позлащёна.
Руном, по утру орошенным,
Затем, стань для души моей.
Введи в чертоги, где страстей
Уже не палят искушенья.
И не оставь без попеченья
Души блуждающей. Возьми
Труд заступленья пред Всевышним,
Чтоб не остаться внешним, лишним —
Избегнуть адовой резни!
К Тебе, как к Взбранной Воеводе,
Приходят страждущих полки,
И в этом слёзном хороводе —
Услышь меня. Сумей! Смоги!!
…И дав душе моей напиться,
И став молитвою моей,
Благослови не РАСТРОИТЬСЯ
В смятеньи бурь, в мельканьи дней.
За три дня до декабрьских нон,
Впервые с момента рождения,
Шлюзы, закованные в бетон,
Вбирают церковное пение.
Рабочие, красную сжавши горсть,
Сконфужено крестят каски…
И к небу просится чья-то кость,
Оживши, как в старой сказке.
И в братских могилах з/к встают,
Расправив худые плечи.
И под долгожданную литию
Рыдают в руках их свечи!!
И всяк, кто так долго в земле лежал,
На стройке плотинной сгинув,
Сегодня уверенно пальцы сжал,
С живыми молясь за плотину.
Возглас… Прошенье… Орарь-крыло,
Всё выше скользит, всё тише…
Вечная память, всем тем, кого
Сквозь толщу бетона слышим!
Краегранесие
(Посвящается моей семье)
Сорванный с веток ветер падёт на плечи.
Рваный ажур мороза лизнёт мой фас.
Отзвуки чьей-то Высшей, фантомной речи
Журчат сквозь нас.
Дрогнет в руке уставшей букет снежинок.
Если б не это место, то Рождество
Снова бы стало пачкой цветных картинок —
Только бы и всего.
Валит клубами дым над замёрзшим градом.
Облак румяно-сизых кружится парь.
Мимо домов простуженных, где-то рядом,
Хрустим, как встарь.
Розовощёкая Эос уронит слёзы,
Иссине-белым сбрызнет родной атолл.
Станут кораллами чащи лесные, грёзы
Трёх малышей, что ногами согреют пол.
Острость звезды далёкой ожжёт ресницы.
Высветит Служба в сердце – пейзаж с волхвом.
«Ышь… поди!» – Ангел крикнет богоубийце…
Милые, с Рождеством!!!
Бог в «Чистый Четверг» —
физику опроверг,
пресуществив вещество.
Он обновил родство!
Взяв в руки хлеб, вино,
с Телом своим в одно
как-то их сосложил,
чтоб человек зажил
ярче, смелее что ли!
Глядя за боль бы, боли
боле не видел. В роли
жертвы теперь навек —
Бог, а не человек…
Светимся изнутри —
вкуси и сам посмотри!
Мой Зверь кричит внутри – «Распни!
Распни Его, как те распяли!
Копьём заточенным проткни,
что б Кровь текла по хладной стали!»
Прости! – Спаси меня!! – Прости!!!
Дерзнул рукою немощною
Из бездны вопль вознести…
Дерзнул прощённым быть Тобою.
Как человек – Ты во гробе
Лежишь – о, ужас! – и не дышишь.
Но даже мёртвый, Ты в борьбе —
Воюешь ад, где вопли слышишь
Умерших пращуров! И вон
Ведёшь чрез сломаны ворота!
Где Горни Воинства в поклон
Тебе склоняются поротно.
Как Бог – Ты жив! Как человек —
Лежишь, обвязан пеленами.
И как слеза стоит меж век —
Застыло сердце меж камнями.
В день памяти Седьмого Вселенского Собора
Было время – за иконы вешали,
Пускали с художников красную юшку,
С какой только дрянью не перемешивали,
В какую топить не совали лужку.
Как могли редуцировали Славу Божию;
Спокойно всех резали – без отвращения…
Обзывали образы рожами,
Обзывали их извращением.
Десятками лет испытывали на вшивость,
Ломали иконы с хрипотцой и пеной,
Ругались на тех художников, что чуть живы,
С отрубленной правой писали левой.
