Лэа не стала перебивать его, в надежде, что легенду в пух и прах развенчает ведущий их друид. Но он воздержался от комментариев, лишь усмехнулся себе в усы.
Чем дальше они углублялись в лес, тем старше становились деревья. Древние дубы, корни которых заросли мхом, а ветви раскинулись на добрый десяток гексов. Их стволы не смогли бы обхватить десять человек, а верхушки уходили высоко в небо, теряясь где-то в туманной дымке.
– Пришли, – друид вышел на поляну.
Лэа от изумления потеряла дар речи, потому что в центре поляны высился огромный исполинский дуб, приподнятый на корнях так, что образовал под собой огромный шатер, в котором мог бы разместиться весь Анаре Хаэл.
– Невероятно… – прошептал Райт.
Лэа была с ним согласна, потому что дуб и не думал умирать. Ему была не одна тысяча лет, но на ветвях, толщиной в несколько человек, росли огромные, размером с одеяло, листья.
Раскидистая вершина дуба терялась в облаках.
Лэа разглядела, что под корнями дуба снуют десятки друидов, все в светло-зеленых одеждах.
– Где он? – спросила Лэа.
– Иезекииль наверху.
Друид указал рукой, и Лэа заметила пристроенную к коре дуба винтовую лестницу, огибающую ствол и пропадающую за поворотом.
– И мне нужно подняться?
Друид промолчал. Ответ был очевиден.
Лэа шагнула на ступени.
«Неужели сейчас все случится? – думала она, поднимаясь. – Неужели я узнаю, где он?»
Но это было бы слишком просто, и в подсознании Лэа это ощущала.
Поднявшись на самый верх дуба, в котором пряталась большая деревянная площадка, она увидела его.
Иезекииль был облачен в ослепительно белые одежды. Деревянный посох венчал изумруд, а сухие старческие руки были покрыты руническими татуировками. Длинные белые борода и волосы друида сливались с одеждой. Лэа стоило только один раз глянуть в прозрачно-голубые глаза друида, чтобы понять: он не станет помогать.
– Дай мне руку, дитя мое.
Лэа подошла ближе и протянула ему свою натренированную мгновенно выхватывать меч из ножен и не знающую иглы и пялец руку. Руку, на которую был надет не наперсток, а кожаные наручи, истертые от постоянных упражнений с мечом.
Он взял ее маленькую ладонь своей, сухой, сморщенной и коричневой от трав и времени, и крепко сжал ее.
Иезекииль закрыл глаза.
Несомненно, это была она. За какой-то миг он впитал в себя вереницу образов, представлявших в сознании Лэа ее жизнь.
Потом открыл свои ясные голубые глаза.
– Сие невозможно, дитя мое.
Лэа насторожилась.
– Что невозможно?
– Искать тебе нельзя его. Ибо он – твоя смерть. Найдя его, ты лицом к лицу со своей смертью встретишься.
– Это неправда! – яростно воскликнула Лэа. – Ты лжешь! Он – всего лишь трусливый наемник, считающий себя вершителем судеб!
– А ты? – тихий голос иезекииля заставил ее замолчать. – Кем считаешь себя ты? Месть твоя потеряла характер священный. – Он говорил слова, которых Лэа боялась большего всего. – Ненависть всесильна. Съедает человека изнутри она, замыкает мысли людские и заставляет идти по кругу их, снова и снова возвращаясь к началу. Очисти свою душу и разум от ненависти. Прямо здесь и сейчас от мести своей откажись, и тогда очистишь дух свой, будто умоешься росой утренней.
– Нет, – она говорила тихо, но так, что ее слова звучали клятвой. – Мой дух очистится только его кровью.
– Забудь о мести, – друид поднял руки. – Забудь о крови. Забудь о нем, о человеке в маске.
– Кто он? – она спросила звенящим от ярости голосом.
