Филин кивнул. Очевидно, свой лимит беседы он исчерпал еще с утра на стоянке. И весь день снова будет молчать. Впрочем, официантка, видимо, привыкла к такому, записала что-то в блокнотик и выскользнула из зала.
– Итак, – вновь прицепился я к Гоблину. – «Недоброе” чувство юмора – это как вчера, когда ты нас едва не угробил?
– Ну не угробил же, – пожал плечами мой собеседник. – Нет. Это была необходимость. Мое чувство юмора сильно отличается от того поступка.
– Это как?
– Это когда в результате моих проделок смешно отчего – то только мне. Остальным плакать хочется. Вот тебе простой пример: я двенадцать лет попалась мне на свалке у стройки бочка с карбидом. Донельзя довольный своей находкой, я едва докатил ее до ближайшего двора. Очень уж хотелось мне смастерить ракету.
Гоблин замолчал. И хотя я уже догадался, чем закончился опыт юного Циолковского, из вежливости все же спросил:
– И что?
– Ебнуло так, что бочка улетела на уровень второго этажа и разворотила чей-то балкон. Вот тебе пример "недоброго" чувства юмора.
Филин захохотал.
– Это его любимая история, – Гоблин кивнул головой в сторону сидевшего рядом водителя. – Одна из многих. А замыслил и исполнил я немоло: ткнул себе острием циркуля в глаз, чтобы напугать учительницу черчения и сорвать урок, бежал из военкомата, накормил друзей кошачьим мясом, выдав его за крольчатину, и отрубил на спор кончик большого пальца тесаком для разделки мяса.
В доказательство, Гоблин показал мне приплюснутый, словно по нему ударили кувалдой, большой палец правой руки. Кончик пальца и вправду отсутствовал.
– А спорили на что? – потрясенно спросил я.
– На интерес, – спокойно ответил Гоблин.
Я замолчал. Интересно, как человек с такими ярко выраженными талантами и склонностью к идиотским, самоубийственным поступкам, смог дожить до своих вполне взрослых лет? Не попал за решетку, к примеру? Не лег в могилу. Или не оказался в дурдоме?
– То есть, – решил на всякий случай уточнить я, – при всех твоих талантах из военкомата тебе пришлось бежать?
– Ага, – спокойно подтвердил Гоблин. – Я абсолютно здоров и годен к строевой. Просто у меня болезнь Урбаха – Витте.
– Чего-о-о-?
– Медицинский термин. Означает, что больной не ведает страха. Даже не знает, что это такое. В мире зарегистрировано всего триста людей с подобной болезнью. И Гоблин – один из них.
Знакомый голос заставил меня вздрогнуть. Я обернулся. У стола стоял мой давний знакомый, Михаил Михайлович Токарев, в своем неизменном стиле: строгий черный костюм и туфли, ценой как внешний долг какой-нибудь африканской страны третьего мира.
– Рад видеть вас, джентльмены, – поприветствовал нас Токарев. – Филин.
Филин, молча, пересел рядом со мной. Токарев же занял место напротив.
– Простите, что встречу пришлось назначить в этом заведении, – он развел руками, словно извиняясь. – В офисе «Интегро» новейшая система безопасности, которая не пропустит вас ни при каких обстоятельствах.
– "Интегро"? – переспросил я. – Самая крупная ай ти корпорация в стране?
– Она самая, – кивнул головой Михаил. – Я – ее учредитель.
К столу подошла официантка, с водруженными на поднос кружкой темного пива, глиняным чайником и парой чашек.
– Ваш кофе, Михаил Михайлович, – проворковала она, ставя перед Токаревым чашечку.
– Спасибо, Машенька. И скажи, что третий зал забронирован.
Официантка кивнула и исчезла.
– Итак, Константин, – Михаил Михайлович достал из кармана сигару. – Вам интересно, зачем я вытащил вас из тюрьмы?
