– И все-таки я не пойму, что вам от меня нужно, дорогой! – воскликнул аль-Кинди («Хоть бы представился, невежа!», – думал он в этот момент, ведь за час беседы сборщик налогов так и не соизволил назвать своего имени, только показал грамоту, заверенную лично султаном).
– Достопочтеннейший и всемилостивейший султан Наврут VIII в моем лице хочет знать, по какому праву вы создали то, что называете «сетью постоялых дворов аль-Кинди»? – спросил сборщик налогов.
– Мне пришла в голову отличная мысль по расширению своего дела. Вот я ее и реализовал! – ответил аль-Кинди. – И заметьте, я при этом не нарушил ни одного закона нашего султаната!
– А это не вам решать! – с угрозой произнес его собеседник, но владелец десяти постоялых дворов в различных городах Джарахана нисколечко не испугался.
Он прекрасно знал все законы своей страны (без этого в султанате выжить можно было только рабу) и понимал, что ему нечего вменить в вину.
– Еще раз повторяю: я готов уплатить все необходимые налоги и даже добровольно пожертвовать солидную сумму, в связи с начавшейся войной, но я, ни в коей мере, не согласен с вашим требованием закрыть все свои постоялые дворы, кроме одного! – беря с подноса, лежавшего на столе между двумя мужчинами, гроздь винограда и отправляя сладкие ягоды себе в рот, произнес аль-Кинди.
– А вы не забыли, дорогой аль-Кинди, что я пришел не один, а со стражниками, и могу велеть арестовать вас прямо здесь и сейчас? – поднимаясь из своего кресла, прошипел сборщик налогов.
Владелец постоялых дворов вздохнул. Именно этого он и опасался: этот жирный боров просто положил глаз на его прибыльное дело и готов пойти на все, лишь бы заполучить его.
– Я помню, – ответил аль-Кинди. – Но я также хорошо помню то, что кавалера ордена Пустынного Знамени, не имеют права сажать в темницу без предъявления обвинения. Даже люди вашего ранга! – после небольшой паузы добавил он.
Орден Пустынного Знамени вручался лично султаном тем, кто на свои деньги экипировал целый полк джараханской армии, и его обладатели имели право на целый ряд привилегий.
– В Вараше я – Закон, и мне решать, что я имею право сделать, а чего – нет! – сборщик налогов окончательно пришел в ярость и крикнул: – Ребята, взять его!
Однако на его призыв никто не откликнулся. Сборщик налогов обернулся к двери и только сейчас услышал звон мечей, к которому уже минуты три немного обеспокоенно прислушивался аль-Кинди.
– Что это значит, аль-Кинди? – повернулся к хозяину многочисленных постоялых дворов сборщик налогов. – Ты решил, что тебе сойдет с рук нападение на представителей власти?
Аль-Кинди открыл рот, хотя еще не придумал, что отвечать, но в этот момент дверь распахнулась, и внутрь ввалился один из стражников, что пришел со сборщиком налогов. Но в комнату он ворвался вовсе не потому, что хотел помочь своему хозяину, а потому, что его в нее впихнули. Во всяком случае, так решил аль-Кинди, глядя на меч, торчащий из груди стражника.
«Представитель закона», как окрестил своих людей сборщик налогов, шатаясь, сделал два шага по направлению к своему хозяину, а затем повалился на пол, заливая кровью все вокруг.
«Прощай, эльфийский ковер!» – подумал аль-Кинди, глядя на алое пятно, растекающееся на ткани.
Эльфы крайне редко ткали ковры, предпочитая спать на мягкой траве в своих вечнозеленых лесах, и потому их изделия ценились очень высоко. К тому же приобрести их было невероятно трудно, так как абы кому эльфы свои ковры не продавали.
