Нахаловка 2 - страница 3
– Вот, тля, – облегченно выдохнул я, – привидится же такое!
– Чаво видел-то, милок? – хитро прищурившись, полюбопытствовала Лукьяниха, прополаскивая тряпку в ведре с холодной водой.
– А мне, бабка, похоже на том свете побывать довелось…
[1] Безответный фраер – беззащитный человек (тюремный жаргон)
[2] Вусмерть кататься – высшая форма удовлетворения: нажраться, напиться, обдолбиться (тюремный жаргон).
[3] Иван – псевдоним главаря преступной группы (тюремный жаргон).
[4] Свора – преступная группа (тюремный жаргон).
[5] Прохоря – сапоги (тюремный жаргон).
[6] Писало – нож (тюремный жаргон).
[7] Флегетон (др.гр. – пламенный), также Пирифлегетон (огнепламенный) – одна из пяти рек – огненная река, протекающая в подземном царстве Аида. В него попадают совершившие насилие над своим ближним, над его материальными ценностями и достоянием. Это тираны, разбойники и грабители. Все они кипят во рву из раскалённой крови.
[8] Согласно «Божественную комедии» Данте Алигьери именно на седьмом круге ада протекает огненный Флегетон.
[9] Сансара (санскрит «блуждание, странствование») – круговорот рождения и смерти в мирах, ограниченных кармой, одно из основных понятий в индийской философии.
[10] Геенна (др. греч. огненная) – символ Судного дня в иудаизме и христианстве, в исламе является равнозначным слову «ад».
[11] УДО – условно досрочное освобождение.
[12] Фуфлыжник – 1) не выполняющий обещанного; 2) не отдающий карточный долг (уголовный жаргон)
Глава 2
Старуха проницательно посмотрела на меня из-под прищуренных набрякших век:
– А оно тебе и не впервой ведь, касатик? На том свете-то побывать?
– Ты о чем, старая? – Я решил прикинуться натуральной ветошью. Так ведь же не докажешь, что «начинка» у этого молодого «пирожка» совсем не та, что изначально Господом туды положена.
– Э-э-э, родимай! – Весело улыбнулась Лукьяниха, отчего её и без того морщинистое лицо и вовсе превратилось в изрезанную мелкими складками кожуру печеного яблока. – Я ить душу-то чужую в этом грешном теле сразу почуяла. Кому-то рассказывать об этом, мине вообще никакого резона нетуть – меня и без того многие полоумной и выжившей из ума старухой считают. Так что передо мной можешь не таиться, милок. Сколь лет-то тебе, болезный? – между делом поинтересовалась она. – Чую, что пожил ты на свете добро и не своей смертью ушел. – Она вновь прополоскала тряпицу в холодной воде и положила на мой лоб.
– Ладно, бабка, – устало произнес я, решив, что если и откроюсь этой полубезумной старухе, то большой беды от подобного знания со мной все равно не случится, – права ты… по каждому пунктику права. Убили меня суки лавровые в восемьдесят восьмом году, – скрипнув зубами, произнес я. Нахлынувшие воспоминания вновь разбередили мою грешную душу. – И лет мне тогда уже было совсем немало – восьмой десяток разменял… Слушай, бабуль, раз ты такая прошаренная в этом вопросе, объясни мне, дураку старому, на кой меня обратно вернули, да еще и через столько лет? Ведь с моей смерти, почитай тридцать пять годков минуло…
– Ох, сынок, кабы я знала? – тяжело вздохнула Лукьяниха. – Я ведь так – мелкая ведунья, которой лишь немного больше открыто, чем обычному рабу божьему знать положено. И мать моя такой была, и её мать… Вот уж больше десяти поколений этот божий дар нам спокойного житья не дает! Вот за что это нам? Скажешь? – И она вновь стрельнула в мою сторону своим проницательным взглядом, пронизывающим едва ли ни до самой печенки-селезенки.