– С удовольствием, но, увы, это невозможно.
– Отчего? – казалось, что штабс-капитан искренне удивился.
– Минуту, – Иван Ильич поднялся с кресла, приблизился к столу, открыл толстую тетрадь, полистал ее и с обрадованным видом подошел с какой-то бумагой к сыскному агенту.
Василий Михайлович взял бумагу оказавшуюся телеграммой:
– Третьего дня мне принесла ее госпожа Мякотина.
Орлов прочел текст, потом посмотрел на адрес «Наличная улица, дом 15, квартира 5, Марии Алексеевне Мякотиной».
– Кто вам принес телеграмму?
– Госпожа Мякотина.
– Вы сказали, третьего дня?
– Так, сегодня тринадцатое, – начал вспоминать господин Добронравов. – Десятого… Нет… Нет… Госпожа Мякотина принесла мне телеграмму девятого числа, именно мне.
– Что-нибудь при этом говорила?
– Добавила, что Серёжа заболел.
– Понятно, а что вы можете сказать о воспитаннике?
– Почти ничего, – Иван Ильич присел на соседнее кресло. – Талантами Сергей не блещет, посредственные оценки по всем предметам.
– Про поведение что-либо можете сказать?
– К сожалению, ничего.
– Может быть, подскажете, с кем он дружен в гимназии.
– Увы, – Добронравов развел руками, потом добавил: – Вы мне все-таки скажете, что случилось?
– Не хотелось бы вас пугать, – Василий Михайлович подбирал слова. – Но мне кажется, что вы лишились своего питомца.
– Он что-то совершил противозаконное?
– Хотелось бы, чтобы я ошибался.
– Так что же случилось с Мякотиным?
– Не хотелось бы вас огорчать, но мне кажется, что Сергей мертв.
– Такого просто не может быть.
– Может, – тяжело вздохнул штабс-капитан, решивший, что инспектор кронштадтской гимназии заслуживает знать правду, – вчера утром у станции Стрельна найден труп молодого человека, и мы предполагаем, что этим человеком может быть Сергей Мякотин.
– Он опознан?
– К сожалению, нет, повреждено лицо.
– Может быть, ошибка?
– В кармане гимназической формы найдена квитанция, свидетельствующая, что молодой человек отправил телеграмму, текст которой вы мне показали.
– Если вы ждете, что я могу что-то добавить к сказанному о Сергее, то напрасно, я все о нем вам сказал. Учителя тоже не смогут вам добавить ничего нового.
– Неужели ничего?
Добронравов задумался, потирая пальцами переносицу.
– Ничего, повторюсь, добавить не смею, ведь Мякотин ничем не блистал. По поводу дружбы Сергея с соучениками добавить ничего не могу, насколько я знаю, он был необщителен.
– Позволите поговорить с учениками?
– Извините, но позволить не могу. Мне не хотелось бы ненужных слухов в гимназии, тем более что ничего нового вы не узнаете. Мне службой предписано знать всех учеников, их чаяния и даже мысли, вот поэтому для вас будет пустой тратой времени, а для меня лишними слухами.
– Но все равно в гимназии рано или поздно станет известным о смерти ученика старшего класса.
– Поверьте, я сумею преподнести сей печальный факт в выгодном для гимназии свете.
Орлову так и хотелось добавить «для вас», но он сдержался, поднялся с кресла, откланялся и вышел. Только на улице он вспомнил, что не спросил инспектора, как пройти на Наличную улицу.
Дворник топтался во дворе, словно на самом деле стоял на посту. Он-то и объяснил сыскному агенту, что здесь недалеко: пройти вдоль крепостной стены по Северному бульвару до Чеботарёвой улицы, потом направо, и предстанет Наличная во всей красе.
– Далеко ли? – поинтересовался Орлов.
– Нет, барин, рукой подать, – ответил страж входной двери.
