– Ана тано си! – что то вроде «смерть тебе!».
Японец невозмутимо встал прямо, гордо вскинув голову. То ли он не верил, что русский бросит гранату, то ли хотел принять смерть как положено. Но произошло что-то неожиданное для него.
Русский со всего маху ударил гранатой его по голове. Нарушитель пошатнулся, но второй удар, более точный, добил его – он упал на колени, а потом запрокинулся назад. Каменев с каким-то остервенением пнул его ногой, то ли убедиться, что он без сознания, то ли не мог ещё остановиться. Офицер не издал ни звука и не пошевелился. Каменев сначала поднял пистолет японца, потом подобрал свой карабин и лишь после этого решил убедиться, жив ли нарушитель. Тот дышал, но дыхание было неровным и прерывистым. Кажется, это был не нокаут, а конкретное сотрясение мозга, что подтверждала мелкая судорожная дрожь в ногах японца. Пока отделённый его связывал, японец открыл глаза. Но сделать ничего не мог – только несвязно бормотал. Видимо, вернулось только сознание, а владение телом – ещё нет. Так бывает при сотрясении. Через некоторое время японец начал шевелить руками и ногами. Каменев помог ему подняться. Тот попытался что-то не то спросить, не то сказать. Но познания в японском языке у связиста были весьма отрывочны и, сказав ему громко:
– Шизокани! (Тихо!) – добавил, – Ику(иди), – и подтолкнул его в нужном направлении.
Обратный путь оказался весьма хлопотным. Японец регулярно падал. Раз он даже потерял сознание и его вырвало. В конце концов, Георгию пришлось практически тащить его под локоть. Вымотавшись в конец, они добрались до места первой стычки. Связанный солдат уже очнулся. Увидев офицера с окровавленной головой, еле продвигающего ноги, он что-то замычал. Но говорить у него не получалось – челюсть не слушалась. Усадив обоих на расстоянии, дабы им не пришло в голову помочь друг-другу освободиться, Каменев собрал всё оружие и, подняв японскую винтовку, произвёл три выстрела в воздух, в надежде, что где-то совсем рядом должна быть тревожка. После чего надел обратно свою шинель и уселся под дерево. Тащить на себе двух японцев по такой слякоти он уже не мог.
Практически сразу раздался лай, и к ним подбежала пограничная собака. Пёс, явно, искал повода вцепиться в двух японцев. Но те сидели смирно. Вслед за собакой появилась и вся тревожка. Они, оказывается, успели уйти дальше, пройдя мимо этого места. Всепоглощающая сырость сделала бесполезной нюх собаки, и она не смогла точно указать путь, когда ложбинка раздвоилась. Ну, а по всем законам невезенья, на развилке тревожная группа повернула не туда. Пока сообразили, что следы прекратились совсем, пока вернулись и пошли в нужном направлении… В общем – то, если бы не упорность связиста, сильно замешанная на личной ненависти к японцам вообще и к их военным особенно, эта троица вполне могла и пройти к намеченному месту не обнаруженной.
На дворе стоял смутный и напряжённый тридцать седьмой год. За период с тридцать шестого по тридцать восьмой годы японцы организовали более двух сотен провокаций на советско-японской границе. Многие заканчивались не просто перестрелками, а реальными боями. Пока всё это не вылилось в бои у озера Хасан, на безымянной высоте, в июле тридцать восьмого. В самих боях Каменев не участвовал, после беготни мокрым по лесу он схватил воспаление лёгких. Но, к счастью, выжил. После лечения врачи рекомендовали ему более сухой климат. И о боях на Безымянной он узнал из газет в поезде, который вёз его в среднею Азию.
