До открытия бара оставалось еще немного времени. Егор собрался найти Фрези и пообедать с ней, позже времени для перекуса у него уже не будет.
– Алло, шеф, обслужи девушек, – раздался голос Люськи.
Егор обернулся. Он не узнал Фрези. «Это еще откуда здесь взялось?» – мелькнуло в голове. Потом до него дошло, что это его Фрези, и лицо Егора исказила гримаса ошеломления до того уморительная, что Фрези захохотала. Егор никогда не слышал у нее такого дикого, блядского смеха.
Фрези всегда носила волосы или просто распущенными, или собранными в хвостик. Сейчас они были подняты вверх и торчали на макушке, как что-то немыслимое. Просто кандибобер какой-то. Часть длинных прядей свободно свисала на лицо и шею. Лицо было раскрашено, как у поп-дивы с обложки журнала вроде «Rolling Stone». Под слоем тона с блестками кожа Фрези мерцала, как у вампирши.
– Ну, так как, Егор, обслужишь девушек? – промурлыкала Люська, явно намекая на скрытый смысл слова «обслужишь».
– У нас что, Хеллуин? – огрызнулся Егор.
Время, оставшееся до открытия бара, ушло на то, чтобы отмыть и привести в порядок Фрези. Егор очень не хотел, чтобы она в таком виде попалась на глаза Ольге. Егор ни разу еще серьезно не упрекал Фрези. Даже за приключение с Дегтяревым он упрекнул ее только за доверчивость. Егор был убежден, что если что-то плохое и могло случиться, то только по вине такого подозрительного типа, как Дегтярев, но ни как не Фрези. Теперь же, отмывая ее в душе мотеля, Егор заподозрил, что она под действием наркотика. Фрези клялась, что наркотиков не принимала и даже не видела.
– Не было ничего такого. С чего ты взял?
Однако она хихикала и брыкалась, пока Егор, наклонив ее над раковиной, отмывал лак, из-за которого ее волосы стояли дыбом. Егор не мог отправить Фрези домой одну в таком неадекватном состоянии. Но и подвести Ольгу, бросив бар, он тоже не мог. Он взял ключ от свободного номера и отвел туда Фрези.
– Ну, постой, дурашка, – сказала Фрези каким-то не своим, лепечущим, голоском. – Ну чего ты надулся? Ха-ха… просто не могу на тебя смотреть. Ты, оказывается, то еще занудище. Люсик права…
– Люсик?
– Ну, Люся. Она, оказывается, классная девчонка.
– Люся? Это она дала тебе дурь?
– Да не было ничего. Ты меня уже достал, – лепечущие интонации исчезли, Фрези начала злиться. – Мне хорошо. Мне, блять, оху-ительно хорошо. И тебя это злит. Ты ревнуешь меня ко всем, Люсик права. Поэтому ты набросился на Соло.
– Он не Соло.
– Тогда, может, и я не Фрези?
«Да, ни хрена ты никакая не Фрези. Тебя зовут Юля, и твои родители сходят с ума, потому что ты сбежала из дома, вообразив себя Дженис Джоплин», – вот что Егор готов был сказать ей сейчас. Но он посмотрел в сверкающие яростью зеленые глаза и не посмел. Он готов был на все, лишь бы не потерять ее.
– Нет, ты Фрези. Моя Фрези.
Егор обнял ее и поцеловал в лоб, нежно, как ребенка.
7
Терпение было не самой сильной чертой характера Артёма Дегтярева. Но образ жизни, который он вел после гибели отца, и цель, которую преследовал, научили его ждать. Острая интуиция художника вела карандаш Данко, когда он, рисуя этого парня, изучал… нет, не характер, скорее, что-то более глубинное. Это трудно или невозможно было выразить словами, но было на острие карандаша, в импульсах мускулов руки. Данко чувствовал в Дегтяреве волка. В чем-то он таким и был. Сильный, неприхотливый, выносливый, способный пробежать десятки километров, преследуя цель. Оперативник отдела по борьбе с наркотиками Сергей Конрад назвал Дегтярева сталкером, имея в виду исконный смысл этого слова – охотник, следопыт. Он только не знал, кто был целью охотника. Команч, на след которого встал Дегтярев, точно не был его целью. В силу сложившихся так обстоятельств Команч сам был следом, который должен был привести к настоящей цели. И вот тут Дегтяреву нужно было терпение. Он послал Команчу СМС, вступил с наркодилером в игру, которая должна была привести к личной встрече. А дальше как получится. Это мы играем в орлянку с судьбой. И однажды доигрались так, что хуже не придумаешь.
