Лошади шумно отфыркивались и мотали головами, позванивая железом удил.
– Кто такие? – нагнувшийся с лошади казак прощупывал глазами встреченных незнакомцев.
– Мы есть… мирные люди. Это – селянин, а я… как это… пастор, – с небольшими паузами, но довольно правильно, с приветливой улыбкой ответил служитель культа.
– Документы, – коротко бросил командующий разъездом подъесаул. Он выглядел браво: высокий блондин с огромным чубом, живописно выбивавшимся из-под залихватски заломленной фуражки. Отличный конь ходил под всадником ходуном: было видно, что еще не наигрался и полон сил.
– Откуда едете? – поинтересовался казак, осматривая седоков и их поклажу.
– Я как священник… исполнять свой работа, – с акцентом поведал пастор. – Мой прихожане есть и там, – с этими словами он показал рукой назад, – и тут. Война… выбирать не приходится. Кто – воевать, а кто мирный человек.
Тем временем подъесаул просматривал поданные ему аусвайсы.
– Не шпиены? – поинтересовался у него рябой казак.
– Да нет, документы в порядке. Возвращаю, – подъесаул, сверкнув белыми зубами и тряхнув чубом, вернул бумаги пастору.
На дальнейшие расспросы казаков пастор на ломаном русском пояснил, что ездил в соседнее имение на похороны.
– Кого ж там убили-то?
– Нет, не убить… сам умереть. Хозяин имения, герр Штокман, – пояснил пастор.
– Все понятно, – кивнул подъесаул. – А вот вы мне скажите, не видали чего подозрительного по пути? – продолжал свои расспросы казак.
– Я видеть необичное, – оживился священник. – Там, за фольварок, в поле какой-то страшный железный машина! – говорил он, молитвенно складывая руки. – Скрипит, шумит и плюется огонем! Наверняка это адское создание ниспослано всем нам за грехи!
– Эге, – казаки переглянулись. – Вот это уже интересно.
– О, нет, – продолжал высказывать свои глубокие впечатления от увиденного немец. – Я не видеть в этом ничего интересного.
– Ну, это ты, папаша, так думаешь, – хохотнул подъесаул. – У нас насчет этого другое мнение. Кому-то богоугодными делами заниматься, а кому, как, скажем, нам – супостатов изничтожать.
Крестьянин, сидя в телеге и, естественно, ни слова не понимая, оставил вожжи и, достав из кармана плоский портсигар, закурил. Ароматный дымок пленил остальных казаков и те жестами попросили немца угостить их. Закурив, донцы обменивались замечаниями по поводу никотина, проникавшего в легкие.
– А ведь хорош табачок, черт его дери, – проговорил первый, глубоко затягиваясь.
– Легкий, а приятно, – подтвердил его товарищ со свежим шрамом на щеке.
– Не то что наша махра – продирает до самых пяток. А это сразу видать – господская штука.
– А ты знаешь, мне все-таки по душе наше. Ведь куришь-куришь, а все равно мало.
– Каждому свое, – не соглашался рябой. – Как говорил еще мой дед – каждый гад на свой лад.
– Значит, гадом меня назвал? – притворно рассердился его товарищ.
– А как же, – поддержал шутку первый казак. – Кто третьего дня шинель мою керосином залил? Не ты?
– Так ведь я же случайно, – ухмыляясь, оправдывался донец. – Нешто я собирался керосин на тебя изводить? Склянка лопнула.
– Знаем мы вас…
Казаки, совсем еще молодые парни, дурачились и веселились, словно были не на войне. Да и что тут удивительного – жизнь у этих парней только-только начиналась, и казалось, что ей не будет конца. Никто из них не представлял, что эта война, которая, по их мнению, должна была закончиться за несколько месяцев, перерастет в нечто такое, что и вообразить себе невозможно. Но они об этом, конечно же, догадываться не могли.
