Наверно, поэтому Сережка так старался ее поддеть при каждом разговоре – сыновей тетушки так не встречали, хотя оба приезжали пару раз в год, живя с семьями в столице.
– Как книга? – поинтересовалась Евгения, когда они перешли к десерту и обсудили новости недели.
Аня пожала плечами.
– Я все еще не до конца решила, что именно хочу сказать в этот раз.
– Ну, не переживай, как-нибудь напишешь, – улыбнулась Лидия. – Родные стены помогут.
А помогут ли они от разбитого сердца, хотелось спросить Ане, но она промолчала. Про причины своего побега из Города она особо не распространялась. Расстались и расстались, с кем не бывает. В конце концов, семья столько в нее вложила, как можно продолжать жить так далеко от нее? Вот и вернулась.
Город был ее прибежищем с пятнадцати лет, но она там так и не стала своей.
– Жить надо дома: где родился, там и пригодился, – вторя ее мыслям, резюмировала Евгения и налила всем еще шампанского.
– Кстати, а бабушка же тоже в молодости уезжала? – невзначай спросила Аня, надеясь, что тетушки разболтаются, как обычно.
– Ты путаешь ее с матерью. Бабушка Авдотья в конце тридцатых жила где-то на Урале, – учительским тоном начала Лидия. Профессия наложила на нее сильный отпечаток. – Потом вернулась сюда, в Джукетау, и вышла замуж за дедушку.
– Ты знала, что это был ее второй брак? – перебила Евгения. Лидия недовольно покосилась на нее, но та этого не заметила. – Отец выдал ее лет в семнадцать за какого-то более зажиточного кулака, но она отказалась с ним жить и вернулась к отцу.
– Крепкая была женщина, а характер какой крутой!
– Будешь такой, когда не мать воспитала, а мачеха. Уж в деревне не баловали, наверно, тем более неродную дочь. Они же только в конце двадцатых сюда переехали.
– А от чего умерла ее мать? – вклинилась Аня.
– Инсульт на фоне родильной горячки. Молодая была, немного за тридцать, – и Евгения печально вздохнула, явно вспомнив Анину маму, Веронику, которая была всего немногим старше Авдотьи, когда покинула этот мир. За столом повисла неловкая тишина, и Аня, сглотнув комок в горле и ощутив привычную дрожь в коленках при упоминании мамы, спросила:
– Вы так много знаете про бабушку Авдотью, но почти ничего про нее не рассказываете. Какая она была в молодости?
Тетушек как подменили. Обида на холодную, придирчивую мать так их никогда и не покинула, даже после ее смерти.
– Наверно, такая же гордая и резкая, как и во времена нашего детства, – бросила Евгения. Более мягкая Лидия лишь вздохнула и добавила:
– Она только вспоминала иногда, что они дружили большой компанией, в ней она и познакомилась с папкой. Там были и татары, тогда мамка, видимо, еще не взъелась на всех них за что-то.
– А бабушка хорошо говорила по-татарски?
– Никогда и слова от нее не слышала, с чего ты взяла? – удивилась Лидия. – Тогда татарский стал кухонным языком, а все татары стремились говорить по-русски и имена меняли на наш манер.
– У нее была подруга, – вспомнила Евгения, снова перебив ее. – Имя такое интересное, как ягода или камень.
– Фируза, – кивнула Лидия, у которой всегда было лучше с памятью. – А фамилию не знаю, не говорила.
– Думаете, из-за того, что они перестали дружить, бабушка и относилась так ко всем татарам? – догадалась Аня. Тетушки синхронно кивнули.
– Парня не поделили, наверно.
– Да точно, мамка еще вспоминала иногда его. Говорила, что подруга увела.
– Это он еще офицером, что ли, стал потом?
