Цзинсун сложил руки на груди и нагнулся к растерянной мне.
— Ты в порядке?
Вейшенг будет влиять на тебя, или уже влияет…
Неровно выдохнув, я обернулась к тьме леса. Манкой, зовущей. Сердце забилось быстрее.
— Аи? — обошел меня Цзинсун.
— Не влияет! — слишком громко заявила я, дыша тяжело и прерывисто, покрываясь каплями пота.
Светлый с подозрением глянул на обычную темноту леса, абсолютно естественную в ночи, изогнул бровь и с любопытством покосился на меня, сощурился:
— Это лишь предположение. Теория. Никто тебя ни в чем не обвиняет, — и тише добавил: — пока ещё.
Мне не нравился взгляд Цзинсуна. Исследующий, наблюдающий, подмечающий любой мой жест.
Знаешь, почему запрещают приближаться к Проклятому туману?!...
Янтарный взгляд вытиснулся под силой сапфирового взгляда из прошлого.
Он затягивает...
— Просто помни, Аи, — по-наставнически начал Цзинсун, — Вейшенг — не человек, он демон, злобный дух. Если вдруг почувствуешь в себе изменения, обязательно сообщи.
Правильно. И сейчас ты приблизилась к Проклятому туману, милая маленькая служанка…
— Не влияет! — абсолютно бессмысленно рявкнула я. Цзинсун уставился на меня. Шмыгнув носом и поджав губы, я качнула головой, зажмурилась и кинулась прочь. Светлый догонять не стал.
* * *
Теория Цзинсуна выбила меня из колеи и сильно насторожила. Я хорошо помнила первую ночь с Вейшенгом — ту самую, когда хозяйка Сян и кисэн Ланфен в один голос трубили про терпение, смирение, мол будет неприятно, больно, но нужно выдержать.
Тогда я почувствовала себя самой неправильной женщиной во всей Поднебесной, потому что служить Вейшенгу ночью… мне понравилось. Невероятные ощущения демонической власти и силы. Мокрые поцелуи. Горячее дыхание. И наивысшая степень наслаждения, когда разум затуманился — и в следующий миг всю меня выкинуло к звездам.
Я не испытывала подобного. И грешное наслаждение стало моим проклятьем, а воспоминания о близости — наваждением. Только подумав о демоне, низ живота начинал гореть… Я стыдилась запретных желаний, считала личной проблемой из-за неопытности, но даже не подозревала, что странная тяга к Вейшенгу может быть демоническим влиянием.
Чай я уже не хотела. Да и телега с продовольствием давно осталась позади. Я просто шла в никуда и думала, думала…
Постоянно поправляла пояс, кряхтя. Тяжелое, многослойное ханьфу до сих пор было на мне; передвигаться в нём было крайне неудобно.
Я остановилась, чтобы поправить подол… и услышала странные, подозрительные звуки. Осмотревшись, воззрилась на большой паланкин у раскидистой туи. Паланкин слегка трясло. Я напряглась, насупилась и по-заячьи подошла ближе.
Сперва меня заставили покраснеть неприличные ахи, а потом лицо обдало жаром, когда я заглянула внутрь: кисэн Ланиинг, грубо и жестко, брал один из Светлых; рядом с ней лежала внушительная связка золотых монет. Лицо девушки было обезображено брезгливой гримасой настолько, что даже я поморщилась. Стиснув зубы, кисэн с надеждой посмотрела на монеты, протянула дрожащую руку и сжала связку денег как самое дорогое в жизни.
Кисэн Ланиинг была красива как Небожительница на холсте талантливого художника, и необычайно талантлива. Она пела, словно птица. Голос был похож на весенний дождь, чистый и ласковый. Хозяйка Сян говорила, кисэн — это артистка.
Артистка без воли и права…
Я понимаю, почему Ланиинг пошла на подобное. Больше всего она желала свободы. Пением свобода бы не окупилась, платили гости за другое: за её голос — да, но в звучании не песен, а
