Одни закидывают меня тухлыми яйцами за отсутствие актерского образования, другие писают кипятком от моей смазливой рожи. Предельно четко, в общем-то.
Три дня пролетают как три секунды. Наступает суббота. Алёна написала, что ее электричка прибывает в час дня, поэтому у меня даже есть несколько часов, чтобы поспать после смены.
В одиннадцать тридцать орет будильник. Просыпаюсь как по команде.
Пока еду на вокзал, встреваю в пару пробок, но успеваю появиться на платформе еще до прихода поезда. Курю.
Краем глаза замечаю семью с мелким пацаном на руках. Девушка с парнем не старше меня, а их ребенку явно пара лет.
Наблюдаю за ними какое-то время, будто хочу примерить увиденный образ на себя. Прочувствовать, что это вообще такое. Как в этом жить. Они вот как-то живут и даже улыбаются.
Когда приезжает электричка, мой мозг активно пытается переключиться на реальность. Моргаю. Выискиваю Алёнку глазами. Она выходит на перрон, оглядывается. Меня не замечает. Иду к ней, зажимая в пальцах дымящую сигарету. Делаю последнюю затяжку и выбрасываю окурок на рельсы.
— Привет, — аккуратно дергаю ее за куртку.
Алёна вздрагивает. Поворачивается.
— Напугал, — улыбается, вскользь касается губами моей щеки, проходится ладонью по плечу.
Стоим как два дурака. Хочется крепко прижать ее к себе, но я почему-то медлю. Рассматриваю фарфоровое лицо, затянутые на макушке в хвост кудрявые волосы, пухлые губы, намазанные прозрачным бальзамом с запахом черешни. Почему-то ярко ощутил этот запах, когда она поцеловала меня в щеку.
— Прости, — забираю у нее сумку. Небольшую, спортивную, слегка потрепанную жизнью. — Идем, — протягиваю ладонь.
Алёна кивает, касается моих пальцев, и в этот момент накрывает. Рывком тяну ее на себя. Целую. Скольжу языком в рот и слышу, как она издает тихий стон, диковато впиваясь ногтями в мои плечи.
Вокруг люди. Целая толпа куда-то спешащих людей, а для нас время остановилось.
Прохладный воздух щекочет затылок и шею, но мурашки от Алёнкиных прикосновений все равно бегут по коже.
Отрываемся друг от друга нехотя. Сталкиваемся взглядами и снова подвисаем.
Чувствую, что улыбаюсь как дебил, но отчета себе в этом не отдаю. Алёна, наоборот, слишком серьезная, настолько, что выглядит это даже, скорее, трогательно.
— Я рад, что ты приехала, — перехожу на шепот, почти задевая ее губы своими.
— Я рада, что ты ждал, — опускает пушистые ресницы.
— Очень ждал.
До машины идем, держась за руки. Мило и невинно, и, как только оказываемся в салоне, с меня слетает вся эта щемящая нежность. Она сменяется огненной страстью. Ярким, горячим пламенем, которое выжигает изнутри душу.
Обхватываю Алёнкины щеки ладонями. Целую. Трогаю ее миллиметр за миллиметром, обнимаю. Крепко. Так, будто в последний раз. С недавних пор с ней все словно в последний раз. На максималках. Эмоции через край бьют.
— Матвей, — упирается ладонями мне в плечи. — Ты чего?
А я толком и объяснить могу. Просто сжимаю ее бешеной хваткой и не хочу отпускать ни на секунду. Закрываю глаза, дышу. Целую ее холодные щеки и снова добираюсь до губ.
Она отвечает. Обнимает. Нежно. Почти невесомо. А мне хочется большего, всегда рядом с ней хочется большего. Это какое-то помешательство. Чертова болезнь.
Она же мне всю душу выкрутила и сердце на ошметки раздробила своей любовью.
— Люблю тебя, — бормочу. — Слышишь? — Снова обхватываю ее лицо ладонями. — Люблю. Запомни это. Просто запомни раз и навсегда.
