– Что за ужас Вы такой рассказываете? – завелась Лена. – Что, если я, к примеру, еврейка, то не могу быть патриоткой? Ради карьеры растоптать любовь… Это не просто ужас – это самый настоящий ужас, ужас, ужас…
– Лена, прекрати, сейчас вылетишь отсюда, – Яков резко оборвал дочь. – Павел Андреевич, пожалуйста, продолжайте. Простите Елену, молодо-зелено.
– Марина работала в одной группе с Кузьмичевой. У Кузьмичевой было все: муж – директор, прекрасная квартира, машина с шофером, дом – полная чаша. Не было у нее одного – таланта к научной работе, а вот у Марины талант был, и еще какой. Марина очень быстро стала неформальным научным лидером в группе. Кузьмичева, видимо, завидовала и использовала руль, который был в ее руках, чтобы по возможности перекрыть Марине кислород. Отношения были напряженные. И вот представьте себе ситуацию: Марине приходит приглашение на международную конференцию выступить с приглашенным докладом, а Кузьмичевой ничего не приходит. До этого момента только Кузьмичева одна из всей группы выезжала за рубеж. Для Кузьмичевой это был удар ниже пояса. Ей срочно понадобился компромат на Марину. Не могла она перенести, что Марина в чем-то окажется впереди нее. Вот тут-то и всплыла информация, что Маринин отец отбывал срок. Помню, где-то за месяц до кончины Марина пришла ко мне с просьбой. Она просила меня через моего отца выяснить, почему ее отец был арестован. Почему-то Яков Михайлович – старший наотрез отказывался отвечать на этот вопрос. Сказал, что полностью реабилитирован, и точка. Ни одного слова больше.
Мой отец, конечно, не мог выполнить просьбу Марины: не положено было, внутренняя этика не позволяла. Марина отнеслась к отказу отца с пониманием. Раньше, чтобы выехать за рубеж, нужна была рекомендация парткома. Марине рекомендацию не дали. Обидно ей, конечно, было, особенно поначалу, но довольно быстро она пришла в себя. Я очень удивился, когда в тот роковой день Марина прибежала ко мне в совершенно растрепанных чувствах. Я никогда не видел ее в таком состоянии. Говорила она много, но совершенно бессвязно. Чаще всего Марина повторяла: «Он сказал, что отец – предатель и связан с немцами… Он сказал, что отец – вор… Я подам в суд…» Я дал ей воды. Марина вытащила из сумочки две таблетки, вроде как ей кто-то дал успокоительное. Я уговаривал ее не пить таблетки, все знали, что Марина – аллергик. Но ей надо было вести Вас, Яков Михайлович, к врачу или на какой-то кружок. Она хотела успокоиться. Ну, а после того, как Марина выпила таблетки… была только скорая помощь и конец. До больницы Марину не довезли.
– Выходит, я косвенно виновен в том, что мама умерла. Спасибо, Павел Андреевич, что рассказали мне правду, я Вам очень благодарен. – Яков выглядел сильно постаревшим.
– Ну, ты еще придумай, что ты виноват в том, что Тутанхамон умер, – возмутилась Лена, – нет чтобы порадоваться, что правду о смерти матери узнал, так обязательно надо себя виноватым объявить.
– Ленка, между прочим, права, хватит минора, пора перейти к возлияниям. Я предлагаю переместиться к нам домой, – Зимин начал тормошить Якова.
– Вот еще что, – подал голос Смирнов. – Я через много лет узнал, что Вашего деда, Якова Михайловича Реймана, посадили из-за доноса, что он в Германии вошел в контакт с немцами и утаил от государства какие-то ценности. Ваш дед категорически все отрицал и после смерти Сталина был реабилитирован, правда, после семи лет лагерей. Какой-то генерал за него сильно заступился.
